Так почему же граф улыбнулся, когда узнал, что плана рассадки гостей не будет?
На протяжении тысячелетий во всех цивилизациях по всему миру признавали то, что место во главе стола, в сторону которого все присутствующие инстинктивно поворачивают голову, является местом, на котором сидит самый важный и главный человек. Точно так же инстинктивно все гости понимают, что чем дальше человек сидит от главного места за столом, тем менее значительным он является. Поэтому граф понимал, что ужин без четкого плана рассадки неизбежно может привести к некоторым трениям среди присутствующих, которые будут бороться за самые «видные» места…
В данной ситуации Томас Гоббс
[128], автор книги «Трактат о человеческой природе», мог бы точно предвидеть некоторые осложнения. Сорок шесть политиков, стремящихся к укреплению собственной власти и влияния, неизбежно должны были сцепиться за право сидеть во главе стола или просто сделать стол круглым – как когда-то поступил король Артур.
Джон Локк
[129] предположил бы другой исход событий. Он сказал бы, что после того как участники ужина войдут в зал, возникнет кратковременная сумятица и неразбериха. Однако здравый смысл сорока шести политиков возобладает, и все они честно сядут по старшинству, отражающему их реальное влияние и власть. Вполне возможно, предположил бы Локк, что приглашенные на ужин решат, что надо тянуть жребий, который и определит рассадку, или просто поставят столы в круг, как сделал при своем дворе король Артур, чтобы все его рыцари чувствовали себя равноправными.
А вот французский философ XVIII века Жан Жак Руссо сказал бы Локку и Гоббсу, что сорок шесть приглашенных политиков сбросят с себя ярмо тирании и социальной условности, отодвинут столы, возьмут в руки фрукты и будут делиться ими друг с другом, как дети, пребывая в состоянии гармонии с природой.
Однако в Коммунистической партии не поддерживали идею о том, что человек должен вернуться в естественное состояние близости к природе. Коммунистическая партия – это жестко структурированная организация, в которой существует своя иерархия.
Поэтому, когда политики вошли в зал, граф был совершенно уверен в том, что никто не будет бить соседа по голове, никто не предложит тянуть жребий о том, кому достанутся места во главе стола, и никто не вознамерится делиться фруктами и плодами земли нашей. Политики очень быстро сами найдут свои места за столом, и то, как они сядут, покажет внимательному наблюдателю все то, что он хотел бы знать об управлении Россией на ближайшие двадцать лет.
* * *
По сигналу Ростова двери номера открыли ровно в девять вечера. В течение следующих пятнадцати минут без подсказок со стороны аппаратчики сами расселись на места, соответствовавшие их реальной власти и влиянию. Во главе стола оказались Булганин, Хрущев, Маленков, Микоян, Молотов и Ворошилов. Два стула в центре этой шестерки достались премьер-министру Маленкову и Генеральному секретарю ЦК Хрущеву
[130].
Любопытно, что, когда Хрущев вошел в зал, он сразу не двинулся к месту во главе стола. Генсек заговорил с сидевшим где-то с краю Вячеславом Малышевым
[131] – министром тяжелого машиностроения, далеко не самым влиятельным из гостей. Дождавшись, пока все рассядутся, Хрущев похлопал Малышева по плечу и только потом прошел на единственное оставшееся свободным место рядом с Маленковым.
На протяжении следующих двух часов собравшиеся ни в чем себе не отказывали – вкусно ели, много пили и произносили серьезные и юмористические тосты, являвшиеся по духу глубоко патриотичными. Между тостами граф и его команда официантов уносили тарелки, меняли блюда, наполняли бокалы, приносили новые столовые приборы и сметали крошки со скатерти.
Прочитав эти строки, читатель может задать резонный вопрос: подслушивал ли граф Ростов, этот самозваный король приличия и пристойности, разговоры, которые вели государственные мужи за столом? Должен уверить читателя, что этот вопрос является совершенно излишним, а в самой его постановке нет и капли цинизма. Дело в том, что лучшие слуги всегда внимательно прислушиваются к тому, что господа говорят за столом.
Возьмем, к примеру, дворецкого великого князя Демидова. Этот дворецкий мог часами молча стоять в библиотеке, не двигаясь, словно статуя. Но как только кто-нибудь из господ говорил, что ему стало зябко, дворецкий незамедлительно подбрасывал новое поленце в камин. И когда великий князь говорил приятелю, что графиня Шаховская – «милейшая особа», а вот ее сын – человек во всех смыслах ненадежный, дворецкий знал: если графиня неожиданно появится у великого князя, хозяин будет дома, но если без приглашения приедет ее сын, то великого князя не окажется и неизвестно будет, когда он вернется.
Так слушал ли граф разговоры, которые велись за столом? Слышал ли он реплики, сказанные в сторону, признания во хмелю, ироничные замечания и произнесенные невинным тоном колкости? Конечно, слышал.
Граф не пропустил ни одного слова.
Каждый человек ведет себя за столом по-своему. Для того чтобы понять, как обстоят дела в руководстве Коммунистической партии, было совсем не обязательно обслуживать партийную верхушку страны в течение почти тридцати лет, как это делал граф. Любой присутствовавший на ужине мог заметить, что Маленков произнес тост всего один раз и поднял тогда бокал белого вина, а вот Хрущев за вечер произнес четыре тоста и пил только водку. Кроме того, Ростов обратил внимание, что за весь вечер Хрущев ни разу не встал, а произносил тосты сидя. Без десяти одиннадцать, когда ужин подходил к концу, бывший мэр Москвы постучал лезвием ножа по бокалу, чтобы привлечь всеобщее внимание.
– Товарищи, – произнес Хрущев, – в отеле «Метрополь» произошло много важных исторических событий. В 1918 году товарищ Свердлов запер членов комиссии по созданию проекта Конституции в номере, расположенном на втором этаже, и заявил, что никого не выпустит, пока они не закончат свою работу.
В зале раздались смех и аплодисменты.
– За Свердлова! – крикнул кто-то. Хрущев с самодовольной улыбкой выпил, и все последовали его примеру.
