Каждый из нас должен выбрать себе систему внутренних координат, внятную и убедительную, связывающую причину и следствие. Такая система может появиться на основе прочитанных книг, сложиться в ходе задушевных философских разговоров с друзьями в три часа ночи или просто стать результатом природных склонностей человека. Эта система помогает каждому из нас находить смысл в тех маленьких и больших событиях, которые происходят в нашей жизни. Причем эти события могут быть совершенно разными – умышленными, спонтанными, неизбежными или непредсказуемыми.
Для многих русских людей на протяжении веков роль такого внутреннего стержня играла православная церковь. Вне зависимости от личных предпочтений – твердой руки Ветхого Завета или более мягкой Нового – вера в Бога помогала людям понять или, по крайней мере, принять и смириться с существующей реальностью.
Многие сверстники графа, с которыми он учился, отвернулись от церкви, но нашли себе, так сказать, альтернативные методы утешения. Некоторым нравились логика науки и идея естественного отбора, выдвинутая Дарвином. Другие предпочитали идею вечного возвращения Ницше или диалектику Гегеля. Бесспорно, каждая из этих систем становилась весьма убедительной к тысячной странице сочинений.
Однако сам граф всегда склонялся не к философскому, а метеорологическому объяснению происходящих в мире событий и явлений. Если выразиться точнее, граф твердо верил во влияние плохой и хорошей погоды. Он свято верил во влияние ранних заморозков и длинного, жаркого лета, легких дождей и тяжелых, свинцовых туч, тумана, солнца и снегопада. И в первую очередь граф верил в то, что малейшие колебания температуры способны до неузнаваемости изменить судьбу человека.
Чтобы доказать правильность теории графа, не надо было далеко ходить. Достаточно просто выглянуть в окно. Всего три недели назад температура едва достигала восьми градусов, и на Театральной площади было пустынно и серо. Но вот температура увеличилась всего на пару градусов, и зацвели деревья, запели птицы, тут и там на скамейках появились парочки самого разного возраста. Если изменение температуры на каких-нибудь несколько градусов изменило вид площади, почему оно не в состоянии было изменить историю всего человечества?
Даже Наполеон, собравший 450-тысячную армию, верно оценивший недостатки сил неприятеля, изучивший рельеф местности и досконально продумавший план атаки, должен был признать, что температура имеет огромное значение. Температура воздуха не только определяет скорость продвижения наступающих войск, но и скорость доставки продовольствия и боеприпасов, а также отражается на моральном духе солдат. (Ах, Наполеон, вряд ли тебе удалось бы покорить матушку-Россию, если бы температура была, скажем, на десять градусов выше, но тебе бы точно удалось сохранить гораздо больше солдат, а не растерять подавляющую часть своей армии на пути от Москвы до Немана.)
Если вы не большой поклонник военной истории, то можно взять другой пример. Давайте представим, что поздней осенью группу друзей и знакомых пригласили на празднование дня рождения очаровательной княжны Новобацки, которой исполнялся двадцать один год…
В тот день около пяти часов пополудни граф, выглянув в окно, убеждается, что погода совсем не праздничная. Чуть выше нуля, может быть, плюс один или плюс два градуса по Цельсию. Небо закрыто тучами. Идет мелкий и противный дождь. Граф думает о том, что гости княжны приедут замерзшими и мокрыми. Но когда в шесть часов вечера граф выезжает из дома, температура резко падает ниже нуля и начинает идти снег. Снежинки волшебным танцем кружат в вечернем воздухе. Все идет просто идеально до тех пор, пока мимо них не проносится галопом тройка, которой управляет гусарский офицер, стоящий в полный рост, как римский центурион в колеснице. Эта тройка сбрасывает карету Ростова в кювет.
Потом целый час карету вытаскивают из канавы, и граф опаздывает к началу праздника княжны. Одновременно с графом прибывает один его старый друг, однокашник по университету. Друг расправляет плечи, выкатывает грудь колесом, вылезает из дрожек и тут же, поскользнувшись на льду, падает на пятую точку. Граф помогает другу встать и, взяв его под руку, входит с ним в дом, как раз когда все направляются из гостиной в обеденный зал.
В обеденном зале он быстро обходит стол в поисках таблички со своим именем, думая о том, что, учитывая его репутацию хорошего рассказчика, его посадят рядом с какой-нибудь тихой и скучной кузиной. Но, как выясняется, ему отведено почетное место, справа от молодой княжны. А слева от нее оказывается… представьте, тот самый гусар, из-за которого ему всего пару часов назад пришлось побывать в канаве.
Графу становится понятно, что гусар рассчитывает на то, что привлечет внимание и захватит воображение княжны. Он собирается потчевать ее рассказами о своем полку и периодически подливать вина в ее бокал. Когда ужин закончится, он подаст ей руку, поведет в бальный зал и продемонстрирует, как хорошо он умеет танцевать мазурку. К тому времени, когда оркестр заиграет Штрауса, необходимость приглашать ее на танец отпадет, потому что они уже будут обниматься на веранде.
Но как только молодой офицер открывает рот, чтобы рассказать свой первый анекдот, три лакея вносят три блюда, накрытых сервировочными колпаками. Все, естественно, внимательно смотрят, что же приготовила повариха-англичанка княгини миссис Трент. Три сервировочных колпака синхронно поднимают, и мы видим, что княжне и ее гостям приготовили йоркширский пудинг и жаркое по-английски.
Армейскую еду никак не назовешь примером высокого кулинарного искусства. Можно смело утверждать, что эта кухня не отличается изяществом исполнения и высокими вкусовыми качествами. Поэтому, увидев идеально запеченную говядину (пятнадцать минут печется при высокой температуре, а потом два часа томится при более низкой до образования аппетитной хрустящей корочки), наш гусар решает отложить военные рассказы. Он ест, ни в чем себе не отказывая, и много пьет. Следовательно, в это время по этикету развлекать княжну увлекательными рассказами приходится самому графу Ростову.
Наконец гусар собирает последним кусочком пудинга остатки подливки со своей тарелки и обращает свое внимание на княжну, но тут начинает играть оркестр и все встают, гремя стульями. Он протягивает княжне руку, а к графу подходит его давний друг.
Друг графа любит танцевать кадриль. Несмотря на свой рост и вес, он может прыгать как заяц и выписывать ногами самые невообразимые кренделя. Но друг графа говорит, что сильно ударился копчиком и не в состоянии танцевать. Друг предлагает сыграть в карты, и граф соглашается. Тут выясняется, что гусар случайно слышит эти слова, и у него появляется необоримое желание преподать этим денди пару уроков игры. Гусар решает, что оркестр будет играть долго, а княжна никуда не убежит. Он, недолго думая, передает свою партнершу первому попавшемуся мужчине, подсаживается к карточному столику и делает знак официанту, чтобы ему принесли очередной бокал вина.
Вот как-то так.
Может быть, все дело в лишнем бокале вина? Может быть, в склонности гусара недооценивать хорошо одетого человека? А может, ему просто не повезло. Через два часа гусар проигрывает графу тысячу рублей. В руках графа расписанный счет игры, из которого следует, что гусар должен ему деньги.
