– Нет, это произошло восемь месяцев спустя.
На лице Чарльза отразилось удивление.
– Как, через восемь месяцев?
– Да. Это случилось в феврале 1915 года. Понимаете, скажу без ложной скромности, я – очень меткий стрелок. Я хотел попасть ему прямо в сердце. Но дорога была ухабистой, он махал и бил кнутом… лепестки яблонь мешали… В общем, я попал ему в плечо…
– Так, значит, вы его не убили?
– Нет, не убил. Я перевязал его рану, посадил в тройку и отвез назад в усадьбу. Он осыпал меня бранью с каждым поворотом колес. Он выжил, но его правая рука перестала ему подчиняться, стала сохнуть, и ему пришлось уйти с военной службы. Его отец подал на меня жалобу, после чего бабушка отправила меня в Париж. Тогда все дуэлянты уезжали за границу. А потом, летом 1914 года, началась война. Гусар снова пошел служить, и в 1915-м его насадил на пику австрийский драгун.
Они помолчали.
– Александр, мне было бы гораздо приятнее, если бы тот гусар погиб не в бою, а от вашей руки, но при этом должен сказать, что вы за ту дуэль дорого заплатили.
– Но история этим не заканчивается. Ровно десять лет назад, когда я был в Париже, умерла моя сестра.
– От несчастной любви?
– От несчастной любви, Чарльз, девушки умирают только в романах, да и то не в самых лучших. Она умерла от скарлатины.
Потенциальный английский граф с удивлением покачал головой.
– Понимаете, это цепь связанных между собой событий, – объяснил граф. – В тот вечер, когда я порвал долговую расписку, я знал, что о моем поступке узнает молодая княжна, и мне было очень приятно, что я поставил выскочку-гусара на место. Однако, не поставь я его тогда на место, он бы не стал мне мстить и ухаживать за моей сестрой, я бы в него не стрелял, и он, может быть, не был бы убит на войне, и через десять лет после этого я был бы не в Париже, а рядом с сестрой, когда та лежала при смерти.
* * *
В общей сложности в тот вечер граф выпил бутылку вина, шесть стаканов водки и графин бренди, поэтому незадолго на наступления полуночи он не очень твердо стоял на ногах, когда добрался до своей каморки на шестом этаже. Потом он выбрался на крышу, которая, казалось, ходила ходуном под его ногами, словно палуба корабля во время шторма. Осторожно ступая, граф двинулся к северо-западной стороне крыши.
И вот он стоял у края крыши и смотрел на город, который одновременно был и не был его собственным городом. Бульварное и Садовое кольцо были освещены фонарями, и графу с высоты крыши было легко определить, где именно они проходят. За Садовым и Бульварным кольцом расстилалась необъятная Россия.
– Ссылка как наказание существовала практически со времени сотворения человека, – размышлял граф. – Ссылка существовала и у первобытных племен, и в современном обществе. Человеку, чье поведение не устраивало власть, приказывали собрать свои вещи, покинуть пределы страны и больше никогда не возвращаться. Бог изгнал Адама и Еву из рая, это, возможно, и была первая ссылка. Потом Господь изгнал Каина. В общем, в ссылку людей отправляли еще в библейские времена, однако только русские придумали отправлять неугодных властям в ссылку в своей собственной стране.
Уже в начале XVIII века цари перестали изгонять неугодных за границу Российской империи, а начали отправлять их в Сибирь. Почему? Потому что они решили, что так их врагам будет хуже. За границей человек может начать трудиться, построить дом и вырастить детей. Можно построить новую жизнь, уехав из России.
Однако когда человека отправляют в ссылку в своей собственной стране, у него нет возможности начать жизнь заново. Куда бы человека ни сослали – в Сибирь или запретили ему жить в шести крупнейших городах страны, – он будет оставаться на родине и не сможет ее забыть. Человеку свойственно желать то, чего он не имеет, поэтому ссыльные будут вспоминать о прелестях жизни в Москве гораздо чаще, чем живущие в столице москвичи будут думать о том, как хорошо им живется в этом городе.
Но это еще не все.
Ростов вынул из «посла» винный бокал и, прихватив с собой бутылку «Châteauneuf-du-Pape», которую нашел в разоренном винном погребе «Метрополя» в 1924 году, поднялся на крышу. Он открыл бутылку, налил вина в бокал и обратил его в сторону, в которой было расположено поместье Тихий Час.
– За упокой души Елены Ростовой, – сказал он. – За самую красивую девушку Нижнего Новгорода, за любительницу Пушкина, защитницу Александра, за ту, которая вышила все наволочки, которые были в усадьбе. За сестру и за ее кроткую жизнь и доброе сердце.
Он выпил до дна и понял, что это было очень хорошее вино, наверное, от урожаев 1900–1921 годов.
Несмотря на то, что в бутылке оставалось еще много вина, он не стал его допивать и по-гусарски бить бокалы. Он аккуратно поставил бокал и бутылку около трубы и подошел к парапету на краю крыши.
У его ног простирался огромный город, светившийся тысячами огней, которые переходили в сияние звезд на небосклоне. Огни города и Млечного Пути смешались и начали крутиться перед его глазами.
Граф поставил правую ногу на парапет и произнес:
– Прощай, родная страна.
Словно в ответ на эти слова ему мигнул огонек на Шуховской башне.
Оставалось только поднять вторую ногу и прыгнуть вниз, как прыгает в реку пловец, открывающий летний купальный сезон. После этого он начнет падать с ускорением копейки, чашки или ананаса. Полет составит всего несколько секунд, и цикл будет завершен. Как рассвет является предвестником заката, как река впадает в море, так и человек возвращается в объятия забвения, откуда…
– Ваша светлость!
Раздосадованный тем, что кто-то нарушает его планы, граф повернулся и увидел Абрама. Старик был настолько ошарашен, что даже не выказал ни малейшего удивления от увиденного.
– Мне показалось, что я услышал ваш голос, – сказал старик. – И я очень рад тому, что вы пришли. Пойдемте со мной.
– Дорогой мой Абрам… – начал Ростов, но старик не хотел ничего слышать.
– Вы просто глазам не поверите, – продолжал старик. – Вам обязательно нужно это увидеть.
И он повел графа к своему «лагерю» между труб.
Граф вздохнул и мысленно сказал любимому городу, что еще вернется. Следом за стариком он пошел к «лагерю». Абрам показал пальцем в сторону Большого театра, и граф заметил, что вокруг улья на крыше что-то роится.
– Они вернулись! – воскликнул Абрам.
– Пчелы вернулись?
– Да, но это еще не все. Садитесь. – И старик показал рукой на доску, где обычно сидел граф во время их встреч на крыше.
Граф встал на конец доски, а Абрам наклонился к импровизированному столу, на котором стояла тарелка с пчелиными сотами. Старик разрезал соты, ложкой выгреб из них мед и передал ее графу.
– Вы только попробуйте!
