– Софья, ты просто молодец, – сказал он.
Она впервые за все время пребывания его в комнате посмотрела графу в глаза.
– Ты сдаешься?
– Я уступаю, – поправил граф.
– Это то же самое, что сдаешься?
…
– Да, то же самое, что сдаюсь.
– Значит, ты должен это сказать.
Понятное дело, она должна была унизить его по всей форме.
– Я сдаюсь, – выговорил Ростов.
Софья не стала ликовать, и выражение ее лица не изменилось. Она спрыгнула со стула и пошла к графу. Он подумал, что она спрятала наперсток на полке, и сделал шаг в сторону. Но Софья не направилась к книжной полке. Вместо этого она остановилась напротив него, залезла рукой ему в карман пиджака и вынула оттуда наперсток.
Графа это настолько возмутило, что он даже начал заикаться.
– Это, это… не… нечестно, Софья.
Она с любопытством на него посмотрела.
– А почему нечестно?
Все эти дурацкие вопросы «почему»!
– Это просто нечестно, – ответил Ростов.
– Ты сказал, что можно прятать где угодно в комнате.
– Да, Софья. Но моего кармана не было в комнате.
– Он был тогда, когда я спрятала наперсток, и тогда, когда ты его искал.
Ростов внимательно посмотрел на ее невинное лицо и понял, что его – мастера нюанса и человека ловких рук – обвели как мальчишку. Перед тем как он вышел из комнаты, она его подозвала и взяла за рукав. На самом деле она еще и положила ему в карман наперсток. А то, что она двигала мебель по комнате? Просто уловка для отвода глаз. Театр. И пока он искал, она спокойно сидела со своей куклой, смотрела на него синими глазами и ничем себя не выдала.
Граф отошел на шаг и поклонился ей.
* * *
В шесть часов Ростов спустился с девочкой, чтобы оставить ее у Марины, потом снова поднялся на шестой этаж, потому что Софья забыла свою куклу, принес ее и пошел в «Боярский».
Он извинился перед Андреем за опоздание, быстро осмотрел команду своих официантов и столики, чуть подвинул стаканы, положил параллельно приборы, взглянул на то, в каком настроении Эмиль, и кивнул метрдотелю в знак того, что можно открывать двери. В половине восьмого граф отправился в Красный зал на ужин руководства ГАЗа, а в десять перешел в Желтый, перед дверью которого стоял голиаф.
Начиная с 1930 года граф и Осип вместе ужинали каждую третью субботу месяца, чтобы бывший полковник Красной армии мог с наибольшей полнотой уяснить особенности западного менталитета.
Первые несколько лет Осип изучал французский (а также идиомы, правильные формы обращения, биографии таких исторических личностей, как Наполеон, Ришелье, Талейран, сущность эпохи Просвещения, гениев импрессионизма с их способностью выражать «неизъяснимое», передаваемое французской фразой Je ne sais quoi
[75]); затем граф с Осипом принялись за англичан (чайная традиция, правила крикета, этикет охоты на лис, обоснованная гордость за Шекспира, важность пабов для общественной жизни). И вот недавно они перешли к Соединенным Штатам.
В целях изучения США на столе лежало два экземпляра «Демократии в Америке»
[76], который принадлежал перу Токвиля. Сначала Осипа смутил объем этого произведения, но граф заявил, что ничего лучшего про Америку и ее культуру до сих пор не написано. Поэтому бывший полковник не спал ночами, но через месяц осилил книгу и пришел на обед, как ученик, готовый к экзамену.
Осип заметил, что разделяет любовь графа к летним ночам, согласился с ним в том, что sauce au poivre
[77] удался на славу, а вино превосходно. Но Осипу не терпелось перейти к делу.
– Летняя ночь прекрасна, вино чудесное, и бифштекс очень мягкий, – сказал он. – Однако не пора ли нам перейти к обсуждению книги?
– Да, конечно, – согласился граф и поставил бокал. – Поговорим о книге. Начинай ты.
– Для начала могу сказать, что это точно не «Зов предков»
[78].
– Вот уж точно, не «Зов предков», – согласился с улыбкой Ростов.
– Должен сказать, что мне понравились наблюдательность автора и его умение подмечать и анализировать детали, но в целом первый том, если смотреть на него только с точки зрения получения знаний о политической системе Америки, не очень информативен.
– Это точно, – согласился граф и кивнул, как мудрец. – В первом томе упор сделан на детали…
– Но вот второй том, в котором автор пишет об американском обществе, просто удивительный!
– Полностью согласен.
– Прямо с начала второго тома… где это… ах, вот: «Во всем цивилизованном мире нет страны, где бы философии уделяли меньше внимания, чем в Соединенных Штатах». Прекрасно сказано! И очень информативно!
– О да, – усмехнулся граф.
– И через пару глав он пишет о том, что американцам свойственна тяга к материальному благополучию. Он утверждает, будто американцы «в большинстве своем заняты решением задачи удовлетворения желаний своего тела, а также тем, чтобы обеспечить ему максимальный комфорт». И это было в 1840 году! Я представляю, чтобы он сказал, если бы побывал в Америке 1920-х.
– Очень хорошо сказано, друг мой.
– Но объясни мне, Александр, вот что: почему он убежден в том, что демократия способствует развитию промышленности?
Граф откинулся на спину стула и переложил свои столовые приборы с места на место.
– Вопрос о промышленности. Это очень любопытный вопрос, Осип. Я бы сказал, что это просто важнейший вопрос. Ты сам-то что по этому поводу думаешь?
– Нет, Александр, подожди. Я же спрашиваю, каково твое мнение.
– И я это мнение тебе обязательно сообщу. Но мне, как твоему наставнику, не хочется его тебе навязывать. Лучше прежде дать возможность высказаться тебе. Свежий взгляд – это очень важно.
Осип внимательно посмотрел на графа, который потянулся к своему бокалу.
– Александр, а ты вообще читал эту книгу?
– Конечно, читал, – подтвердил граф и поставил бокал на стол.
