Через несколько лет Ростов понял, что значительно преувеличивал опасность процесса эволюционного отбора. Человеку не стоит бояться скорости, с которой этот отбор происходит. Природе совершенно все равно, какого цвета крылья мотыльков, она просто надеется, что в целом вид березовая пяденица выживет и не исчезнет. Для того чтобы бабочки и люди смогли адаптироваться к изменениям, природа позаботилась о том, чтобы процесс эволюции происходил в течение жизни нескольких поколений.
«Возьмем, к примеру, Виктора Степановича, – размышлял граф. – У него двое детей, и он должен кормить семью. Он не может заработать денег, исполняя классическую музыку, поэтому работает в ресторанном оркестре. И вот однажды наш Виктор Степанович сталкивается с талантливой девушкой и в свободное время начинает учить ее играть ноктюрны Шопена на пианино в бальном зале. Это его личный проект. У Мишки в его ссылке тоже есть собственный проект, точно так же, как и у молодого архитектора, который не имеет возможности проектировать здания, а делает зарисовки интерьеров для брошюры».
Граф подумал о том, чтобы подойти к архитектору и поговорить с ним, но потом решил не отрывать молодого человека от дела. Поэтому Ростов допил коктейль, выбил кончиками пальцев дробь по стойке бара и пошел наверх спать.
* * *
Ростов был совершенно прав. Даже когда человек не в состоянии осуществить свою заветную мечту, он все равно будет к ней стремиться. В то время, пока граф чистил зубы, Виктор Степанович, отложив аранжировку, которую он писал для своего оркестра, начал искать композицию Готлиба Гольдберга
[100], которую хотел предложить Софье выучить. А далеко-далеко, в поселении Явас, Мишка сидел в своей маленькой комнатушке и писал, работая над своим проектом. Ну а что архитектор в баре «Шаляпин»? На самом деле он не срисовывал интерьер бара, как подумал граф. Он работал совершенно над другим проектом.
Архитектор склонился над другим блокнотом, в котором не делал рисунки для брошюры «Интуриста». В этом блокноте были зарисовки его собственных проектов. Архитектор нарисовал проект небоскреба в двести этажей, с крыши которого жильцы могли спрыгнуть на парашюте в зеленый парк, расположенный вокруг здания. В этом блокноте был эскиз церкви атеистов – строения с пятьюдесятью луковками-куполами, которые на самом деле были космическими кораблями, способными долететь до Луны. А еще в блокноте был эскиз огромного музея в Москве, в котором были выставлены копии старых исторических зданий, которые снесли, чтобы освободить место для новой застройки.
В тот вечер архитектор рисовал интерьер ресторана. В этом ресторане было много людей, и сам он очень напоминал тот, что был расположен на первом этаже отеля «Метрополь». Под полом ресторана был установлен механизм, похожий на тот, что находится под сценой театра. Этот механизм состоял из шестеренок, переключателей и самых разных устройств. С внешней стороны стены ресторана был нарисован огромный рычаг, при нажатии на который все стулья ресторана начинали двигаться и крутиться, как балерины в музыкальной шкатулке, после чего останавливались около другого стола, а не у того, от которого начали движение. Над рестораном возвышалась огромная фигура человека, смотревшего на все происходящее внутри через стеклянную крышу. Этому гиганту на вид было около шестидесяти лет, чертами лица он был очень похож на графа Ростова, и рука его лежала на рычаге, который и приводил в движение стулья в ресторане.
1952
Америка
В среду вечером в конце июня граф Ростов под руку с Софьей вошел в ресторан «Боярский». В день, когда у графа был выходной, они ужинали в ресторане.
– Добрый вечер, Андрей.
– Bonsoir, mon ami. Bonsoir, mademoiselle
[101]. Пройдемте к вашему столику.
Андрей подвел их к столику. Граф оглядел зал и увидел, что в этот вечер в ресторане было много народу. Андрей усадил их за десятый столик, по пути к которому они прошли мимо четвертого столика, за которым сидели две жены высокопоставленных партийных работников. За шестым в одиночестве ужинал почтенный профессор литературы, известный своими трудами о творчестве Достоевского. А за седьмым столиком сидел не кто иной, как очаровательная Анна Урбанова.
В 1930-х Анна успешно вернулась в кино, а в 1948 году ее пригласил выступать на сцене режиссер Малого театра. Тогда Анне уже исполнилось пятьдесят лет. Кино предпочитает юных красавиц, тогда как театральная сцена может оценить преимущества возраста. Если мы вспомним, то такие роли, как Медея, леди Макбет и Ирина Аркадина
[102], были не для краснеющих молодок. Эти роли были написаны для опытных и зрелых женщин, познавших горечь радости и сладость отчаяния. Кроме всего прочего, переход Анны в театр означал также и то, что граф начал видеться с ней не раз в несколько месяцев, как раньше, а гораздо чаще, так как актриса месяцами жила в «Метрополе», что давало возможность астроному Ростову тщательно исследовать новые созвездия.
Софья и граф сели и внимательно (с конца, а не с начала) изучили меню, заказали блюда у официанта Мартина (которого по рекомендации графа в 1942 году перевели в «Боярский») и продолжили свою беседу.
Вне всякого сомнения, период между заказом ужина или обеда и появлением на столе закусок является наиболее опасным временем человеческого общения. Многие влюбленные пары замолкали на этом перепутье, не зная, что сказать, а это, в свою очередь, осложняло отношения и являлось испытанием для чувств. Многие жены и мужья в этот ответственный момент терялись, не зная, что сказать, чем удивить или порадовать свою драгоценную половину. Поэтому совершенно понятно, почему многие из нас испытывают дискомфорт до появления на столе закусок.
Ну а как же пережили этот поворотный момент граф и Софья? Без малейших проблем, потому что в это время они начали играть в игру под названием «Zut».
Эту игру они придумали сами. Правила ее были очень просты. Один из игроков выбирает категорию – допустим, струнные инструменты, известные острова или крылатые существа, кроме птиц. Далее игроки по очереди называют предмет из категории до тех пор, пока один из них не сможет назвать его через определенный промежуток времени (скажем, две с половиной минуты). Победа в игре достается тому, кто первым выиграет два из трех раундов. И почему же, спросит читатель, эта игра называется «Zut»? Потому, что, по мнению графа, самым подходящим в случае поражения высказыванием является фраза «Zut alors!»
[103].
С утра граф и Софья придумывали разные сложные категории, а также предметы, которые в эти категории попадали, поэтому, когда Мартин принял заказ и забрал меню, отец и дочь были готовы начать игру.
