– Ничего себе! Я даже и не подозревал, что отношусь к людям как к пуговицам.
– Мы говорим не про всех людей, папа. Это касается только твоих друзей.
– Ну, это уже лучше.
– Позволите? – Около столика появился Мартин, предлагавший наполнить их бокалы.
– Да, спасибо, – отрезал Ростов.
Мартин почувствовал, что подошел не вовремя и мешает разговору. Он быстро убрал тарелки для закуски и принес главное блюдо – две порции пожарских котлет. Официант подлил вино в бокалы и исчез. Граф с Софьей разрезали котлеты, вдохнули аромат грибов гарнира и начали есть.
– Эмиль превзошел самого себя, – заметил Ростов.
– Это точно, – согласилась Софья.
Граф сделал большой глоток вина «Шато д’Икем» 1921 года, которое идеально подходило к мясу.
– Вот Анна считает, что ты просто закоснел в своих суждениях. Тебе нравится что-то делать только так, а не как-либо иначе.
Граф принялся громко кашлять в салфетку. Его жизненный опыт подсказывал, что это лучший способ избавиться от вина, которое пошло, как говорится, «не в то горло».
– У тебя все нормально? – спросила Софья.
Граф положил салфетку на колени и сделал неопределенный жест рукой в сторону столика номер семь.
– Интересно, а откуда тебе известно, что думает по моему поводу Анна Урбанова?
– Она лично мне это сказала.
– Значит, вы знакомы?
– Конечно, знакомы. Мы уже много лет знакомы.
– Чем дальше, тем интереснее, – заметил Ростов. – В таком случае сама пригласи ее к нашему столику. А может быть, если уж я так люблю раскладывать пуговицы по коробочкам, ты начнешь ужинать в обществе Марины и госпожи Урбановой?
– Между прочим, именно это и рекомендовал Андрей.
– Как ваш ужин? – раздался голос метрдотеля.
– А вот и он сам! – воскликнул граф и бросил салфетку на тарелку.
Андрей удивленно посмотрел на Софью.
– Что-то не так?
– Кухня в «Боярском» великолепная, – ответил граф, – сервис идеальный. Но вот сплетни… Сплетни просто вне конкуренции.
Ростов встал.
– Софья, мне кажется, что у тебя сейчас урок игры на пианино. А теперь я должен откланяться, потому что меня ожидают наверху.
Граф шел к выходу из ресторана и размышлял о том, что раньше джентльмен мог рассчитывать на то, что его личные дела будут оставаться исключительно личными. Джентльмен мог спокойно оставить на столе в кабинете письмо и быть уверенным в том, что никто другой его не прочитает.
В былые годы мужи, стремившиеся к достижению мудрости, уходили в горы, пещеры или селились в уединенных хижинах в лесах. Судя по всему, тот, кто хочет, чтобы в его дела никто не совал свой нос, должен стремиться к уединению. Граф двинулся в сторону лестницы и у лифта столкнулся с большим специалистом в вопросе человеческого поведения, а именно с Анной Урбановой.
– Добрый вечер, ваше сиятельство, – приветствовала его Анна с улыбкой. Заметив недовольное выражение на его лице, она вопросительно подняла брови. – У вас все в порядке?
– Я просто своим ушам не поверил, когда узнал, что ты ведешь с Софьей тайные разговоры, – шепотом ответил граф.
– Эти разговоры нельзя назвать тайными, – прошептала в ответ Анна. – Просто происходили они тогда, когда ты был на работе.
– Ты считаешь, что позволительно или уместно заводить дружбу с моей дочерью во время моего отсутствия?
– Саша, ты действительно любишь держать свои пуговицы в разных коробочках…
– Еще бы!
Ростов собрался уйти, но потом снова повернулся к Анне.
– Скажи мне, что плохого в том, что я люблю держать разные пуговицы в разных коробочках?
– Ничего плохого в этом нет.
– Послушай, а может быть, лучше хранить все пуговицы в большой стеклянной банке? В этом случае если ты пытаешься достать нужную тебе пуговицу, то засовываешь в банку руку и заталкиваешь пуговицу вниз до тех пор, пока вообще не теряешь ее из виду. Потом в полном душевном расстройстве ты просто вываливаешь содержимое банки на пол и полчаса ищешь нужную пуговицу.
– Мы что, уже перешли на обсуждение пуговиц? – спросила Анна. – Или это все еще аллегория?
– Я точно знаю, что моя встреча с профессором литературы аллегорией не является. И так как у меня запланирована эта встреча, то все другие встречи на этот вечер отменяются! – заявил граф.
Через десять минут граф уже стучал в дверь номера, которую открывал изнутри много сотен раз. Граф подумал о том, что никогда раньше не стучал в дверь своего бывшего номера.
– А, вот и вы! – сказал профессор. – Проходите.
Граф не был в этом номере с 1926 года, то есть более двадцати пяти лет.
Номер был выполнен в стиле французского салона XIX века. Комнаты по-прежнему оставались элегантными, хотя мебель немного поизносилась и стены не мешало бы покрыть свежей краской. Теперь из двух зеркал в золоченых рамах осталось лишь одно, темно-красные портьеры на окнах выцвели, обивка стульев и кушетки требовала замены. Старинные часы графа стояли около двери, но их стрелки остановились на двадцати минутах пятого, а сами они превратились в чисто декоративный объект. Больше в номере не раздавался бой этих часов, зато на камине стояло радио, изрыгавшее звуки вальса.
Граф проследовал за профессором в гостиную. Ростов посмотрел в сторону окна, из которого открывался вид на Большой театр, и на фоне окна увидел силуэт мужчины, стоявшего спиной к графу. Мужчина был худым, высоким, с хорошей осанкой. Можно было подумать, что это сам граф много лет назад. Мужчина обернулся и пошел навстречу графу, протягивая правую руку.
– Александр!
…
– Ричард!
Это был Ричард Вандервиль собственной персоной. Они пожали друг другу руки.
– Рад тебя видеть! Сколько лет прошло, сколько зим! В последний раз мы вделись с тобой два года назад.
Звуки вальса из соседней комнаты стали громче. Граф повернул голову и увидел, что профессор закрывает за собой дверь спальни. Ричард показал рукой на журнальный столик, на котором стояла бутылка и закуски.
– Присаживайся. Как я понимаю, ты уже поужинал, но, надеюсь, не будешь против, если я поем? Просто умираю от голода.
Ричард присел на диван, взял кусок хлеба, положил сверху ломтик лосося и впился в бутерброд зубами. Потом он положил себе на тарелку блинов с икрой.
– Видел сегодня в фойе Софью и просто глазам своим не поверил. Какой она стала красоткой! От кавалеров, наверное, отбоя нет.
– Ричард, – произнес Ростов, – что мы здесь делаем?
Вандервиль отряхнул с ладоней крошки хлеба.
