– Ничего страшного, мы уже взрослые, Катька небось тоже замуж намыливается, угадал? – Увернувшись от подзатыльника от сестры, я продолжил более серьёзно: – Конечно, подавайте заявление, если любите друг друга. Свадьбу будете играть?
– Да какая там свадьба, хотели просто посидеть посемейному. Родню пригласим – и нормально.
На следующий день мама с Ильичом отправились подавать заявление, а я ближе к вечеру пошлёпал в «Арагви», где меня ждала очередная порция дани от ресторанных музыкантов. Учитывая, что я давненько здесь не появлялся, мне выдали сразу 250 целковых, а я подкинул ребятам партитуры ещё пары песен. Одна была «Букет», авторство музыки я приписал себе, а стихов – Николаю Рубцову. Поэта, прожившего короткую и трагическую жизнь, я уважал, решил не лишать его такого стихотворения, пусть даже, скорее всего, ещё и не написанного. Может, никто и не заметит, что песня на стихи Рубцова вышла на год-другой раньше, прежде чем он сочинил эти строки. Второй песней, на случай если публика захочет поразмяться и станцевать что-то вроде твиста или шейка, стала «Последняя электричка» на стихи Ножкина и музыку Тухманова. Тут я нагло всё записал на себя, не без зазрения совести подумав, что благородство должно быть дозированным.
Гонорар от рестораторов я решил потратить на свои дела. У того же звукорежиссёра сделал десять копий магнитоальбома на качественной немецкой плёнке, а на 105 рублей приобрёл самый дешёвый катушечный магнитофон «Чайка». Всё-таки хорошо, что попал я в 1961-й, когда много чего можно было купить без очереди, только денег у населения не хватало на бытовую и электронную технику, не говоря уже о машинах и квартирах. А вот в годы застоя при Брежневе пришлось бы записываться в очередь, тогда на всё, что считалось дефицитом, были очереди. А дефицитом считалось почти всё, однако люди умудрялись как-то доставать нужные вещи, хотя частенько приходилось переплачивать.
Как бы там ни было, принеся домой магнитофон, я в тот же вечер прокрутил домашним альбом «Лирика», после чего в глазах мамы и сестры вознёсся уже куда-то в заоблачную высь. Ну да это, думаю, не предел, очень мне хотелось, чтобы «Лирика» вышла всё же в виде грампластинки.
Глава 14
Директор Апрелевского завода грампластинок Лев Борисович Кугель с задумчивым видом вертел в руках бобину. Катушку с альбомом «Лирика» я привёз ему на прошлой неделе, чтобы он прослушал его и определил, подходит ли качество звучания для записи на винил. Я и в будущем предпочитал виниловые диски лазерным и прочим USB-носителям за более живой и тёплый звук. А сейчас и выбора особого не было, до изобретения CD ещё с четверть века ждать. Или до внедрения, не суть важно.
Но прежде чем ехать в Апрелевку с одной из копий альбома, мне пришлось ещё раз выставить Блантеру бутылку эксклюзивного коньяка. Именно Матвей Исаакович помог решить вопрос с приёмкой музыкального материала и одобрением его на художественном совете. Были небольшие претензии к паре-тройке песен, но не особо критичные, а в целом альбом членам худсовета понравился, после чего было рекомендовано напечатать на Апрелевском заводе его опытную партию на диске-гиганте тиражом в 10 тысяч экземпляров. Дальнейший спрос, как мне объяснили, диктуют магазины. Именно оттуда поступают заказы, которые обрабатываются, и по их результатам решается, какой дополнительно отпечатать тираж пластинки.
В Апрелевку я привёз магнитную запись с резолюцией худсовета и соответствующей рекомендацией отдела Министерства культуры РСФСР. Хотя по телефону, насколько я знал, директора ещё и заранее предупредили. И вот теперь он должен вынести вердикт, подходит ли запись по своему качеству для выпуска на грампластинке. За качество я изначально не очень волновался, ведь она была сделана на профессиональной студии. Я уже слышал, как она звучит на магнитофоне, но всё же немного мандражировал – очень уж задумчивым выглядел Лев Борисович.
– По качеству у наших специалистов претензий нет, – наконец изрёк Кугель. – Меня только смущает, что тираж всего 10 тысяч. Мне кажется, пластинка будет иметь успех. Лично мне музыкальный материал понравился, а некоторые вещи, уверен, уйдут в народ. Ну ладно, раз спустили такой план, будем выполнять. А мне, признаюсь, весьма импонирует личное знакомство с вами, молодой человек. Был наслышан о вас, честно говоря, не верил, что в столь юном возрасте можно сочинять такие качественные вещи.
А вот сейчас держу в руках альбом на магнитной ленте и понимаю, что не обеднела ещё талантами земля Русская. Таки да…
– Спасибо, Лев Борисович, стараемся. Ну так что, когда пластинки появятся в продаже?
– Через месячишко, думаю, уже сможете лицезреть грампластинку на полках специализированных магазинов. Практика авторских в нашей индустрии не предусмотрена, но для вас могу отложить пяток дисков… Кстати, художник наш интересовался, что планируется на обложку? У вас есть варианты, или мы, как обычно, сделаем свой?
Я молча сунул ему цветную фотографию, на которой в художественной позе, сидящими на резных деревянных стульях были изображены я, Иванов-Крамской и Каширский. Все с инструментами в руках – две гитары и флейта, причём я посередине, а мои аккомпаниаторы по бокам и чуть сзади. В лучшее фотоателье Москвы я затащил музыкантов не без труда, когда Блантер спросил, каким я представляю конверт пластинки. Тогда-то я и загорелся идеей сделать совместное фото с Ивановым-Крамским и Каширским. Тогда же мы и договорились, что в случае чего наше трио называется «НасТроение», хотя и не собирались в ближайшее время где-то с ним высовываться. У музыкантов была своя работа, на меня всерьёз свалился футбол, какие уж тут концерты. Если только совсем изредка и по большой просьбе.
Фотографию размером 20 на 30 Кугель у меня забрал, записал в ежедневнике название трио, и мы с ним распрощались. Я пешком отправился на станцию, откуда до Москвы ходила электричка. Там, пока ждал её, моё внимание привлекла сцена, участниками которой были старушка, продававшая пирожки из плетёной корзинки, и милиционер в звании старшины.
– Петровна, я тебе сколько раз говорил, что ты занимаешься незаконной деятельностью? У тебя торговая точка не оформлена, налоги с прибыли ты не платишь…
– Мишка, да что ты ко мне пристаешь-то каждый раз?! Ну много ты налогов с моих пирожков собрал бы? Пятнадцать копеек? А у меня товару тут на десять рублей от силы, тем более не спекулянтка я какая-нибудь, а сама их пеку, всю ночь у плиты стою, чтобы к мизерной пенсии немножко заработать. Навару-то с этих пирожков с гулькин нос, было бы из-за чего шум поднимать. Ведь сам же ещё десять лет назад пацанёнком у меня пирожки покупал, расхваливал, это же не какие-нить чёрствые чебуреки из вокзальной закусочной. А теперь стал властью, давай права качать, так?!
– Ты, Петровна, не кипятись, я выполняю положенные предписания, чтобы соблюсти закон. А ты закон нарушаешь, и потому я обязан составить протокол и оштрафовать тебя.
– Да что ж это делается, Господи! Нет креста на тебе, Мишка, видно, мало отец тебя порол, царствие ему небесное. Что ж я, думаешь, не знаю, что Васька, который вон с ведром яблок стоит, тебе шурином приходится, с него-то ни копейки не берёшь…
