— Да, кстати, за отца спасибо. Ну, и за снятие дебафа тоже! — громко хлопаю дверью.
И зажав рот ладонь, чтобы не заржать, бегу к лестнице
Что за метаморфозы? Настроение бешено скачет от нуля до верхней отметки за доли секунды и обратно! Дома разберусь! И я припускаю наутек — долой из этого заколдованного бесовского заведения!
Как я могла? Блин! Что я творю? Стою на крыльце больницы. И меня потихоньку отпускает напряжение этого тяжелого дня. В памяти всплывает растерянное выражение лица Льва, и мне становится смешно. Неудержимый истерический смех сотрясает все тело, вырывая из груди всю обиду и боль, все переживания и сомнения. Люди, проходящие мимо, косятся, но никто не подходит. Видимо, истерики здесь — дело привычное. Вдоволь насмеявшись и выплеснув все эмоции, иду домой, теперь в прекрасном настроении и преисполненная чувством исполненного возмездия.
Наконец-то мой «табор» съехал, и я осталась в своей квартире одна. Маша, уверила меня, что дома страсти улеглись, отчим протрезвел и звонил, извиняясь, звал домой. Долго ворочалась в кровати, не в силах уснуть, заново переживая события минувшего дня: приключения в «Шаурмене», полиция, беда с папой, и в довершении еще и это! Как я умудрилась снова вляпаться? Ведь специально же активировала эту чертову способность. Нет, обзывать себя последними словами мало толка, потому как не придумали еще тех слов, которыми можно выразить все, что я о себе думаю. Приказываю себе не думать больше об этом мужчине. Легко сказать… Говорят же от ненависти до любви один шаг. Интересно, он заметил, как я похудела?
Под эти бредовые мысли меня уволакивает в царство Морфея. И снится мне сон, настолько яркий, осознанный и до жути реалистичный, что я не могу понять сон это или явь:
Утро нового дня, я еду в больницу за родителями. Мама просит проводить ее до станции. Ей нужно съездить домой, взять вещи и договорится с соседкой о помощи по хозяйству в их с папой отсутствие. Сажаю мать в электричку, прощаюсь и иду тропинкой через пустырь, чтобы срезать путь до остановки. Вижу тех мальчишек-сирот, которых шугала возле детдома. Они направляются к заброшенному зданию завода, истлеющий скелет которого стойко борется со временем, рушающим его стены еще со времен Великой Отечественной. Я тайком крадусь за детьми. На подкорке сознания начинает тревожно биться мысль: «Опасность!».
Я, обескураженная этим предупреждением, останавливаюсь. Вроде бы я и осознаю свои действия, но в то же время, не могу что-либо предпринимать, как и управлять собственным телом. Будто вижу все происходящее со стороны. Не понимаю до конца сплю я или нет. Мне становится страшно, причем настолько, что начинаю метаться, и понимаю, что у меня нет тела. Пытаюсь поднести к лицу руки, но я их не чувствую. Горло сдавливает что-то невидимое, я задыхаюсь.
Распахиваю глаза и резко сажусь на кровати. Хватаю ртом воздух, держась за шею. Смаргиваю выступившие слезы, озираюсь сквозь сумрак ночи, различаю знакомые силуэты мебели своей комнаты. Можно выдохнуть. Я дома. Это всего лишь сон. Но до чего же правдоподобный.
Еще долго не могу отойти от пережитых ощущений, приходится даже встать и попить чаю с ромашкой. Яркие картинки увиденного стоят перед глазами. Долго ворочаюсь, но сон морит меня вновь, лишь когда на улице начинает уже светать.
Утром призыв к пробуждению «ласково» стучит мне напрямую в мозг. Это Система заботливо попинывает меня своими «космическими туфельками с острыми носами», чтобы я прекращала изображать из себя стонущее бревно и поторапливалась на работу.
Проходя мимо шкафа, с зеркалом во весь рост, цепляюсь взглядом за свое отражение. Фигурка моя заметно изменилась. Даже никакой сантиметровой ленты не нужно. Живот впал, бедра подтаяли, а грудь… она невероятно прекрасна. Прижав руки ниже бюста, и обтянув его ночной рубашкой, кривляюсь перед зеркалом. Вспоминаю, что я наконец-то дома одна, и стягиваю с себя одежду. Рассматриваю себя. Трогаю соски, они припухшие и при нажатии немного ноют. Меня это смешит. Помнится, у меня так классе в седьмом грудь росла, что невозможно было притронуться. Кто бы мог подумать, что организм одумается и, пятнадцать лет спустя, бюст продолжит свой рост!
Беру свой лифчик, раньше у меня была нулевка, примеряю. Он откровенно мал в чашечке, зато болтается в объеме. Победно ухмыляюсь: вот уж чего, а детского купальника на впалую грудь мне точно не жалко!
Решаюсь быть сегодня дерзкой и яркой. Одеваю белую водолазку, игнорируя ставшую малой деталь гардероба. Сегодня прохладно, не заметить отсутствие белья будет трудно. Пусть в офисе меня еще пообсуждают. Кажется, я начинаю входить во вкус и привыкать к мужскому вниманию.
Мой цвет волос за два месяца стал ярче, насыщеннее. Трудно еще назвать его медным, но это уже далеко не тот блеклый, пыльный оттенок. Красиво укладываю пряди, наконец-то волосы отрасли, стали тяжелее, и уже не торчат в разные стороны паклями.
Выбирая каждый раз в шкафу вещи, чувствую укол совести, вспоминая, как Система засчитала мне их в оплату, за задание по поиску девочки хозяйки магазина. Вроде все было прописано в Логах «зеленым по прозрачному», но осадок, что вещи ворованные, остался.
Зайдя в офис, натыкаюсь на колкие, масляные, осуждающие взгляды коллег. Проходя мимо них к своему столу, чувствую себя, словно идущий на плаху — того и гляди закидают камнями. Невыносимо! Сколько же можно терпеть эти издевательства? Дефилирую до своего стола, и с громким стуком ставлю сумочку на его поверхность. Вооружившись папкой с переводом, разворачиваюсь на каблуках, и, чеканя шаг, направляюсь прямиком к директору. Он как раз на месте.
— Сергей Михалыч! Я так больше не могу. Это невыносимо. Коллектив о нас с вами невесть что думает, небылицы какие-то бредовые слагает. Они меня уже просто загнобили своими плевками и демонстративным игнором. Можно мне перевод дома доделать? Компьютер мой домашний гораздо лучше той развалюхи, на которой я здесь работаю. Эта рухлядь не сегодня завтра развалится, не приведи всевышний, я в процессе работы на него чихну! Честное слово, эффективность моей работы от этого только возрастет!
— Так, стоп, стоп. Евгения Михайловна, присядьте, — наливает из кулера мне воды, — выпейте вот, успокойтесь. Что за слухи? Кто их распростаняет?
— Да все! Только и судачат том, что я себе работу у вас через постель выклянчила!
Глаза шефа округляются от ужаса настолько, что он начинает напоминать пекинеса. Фантазия у меня бурная, представив и не выдержав, прыскаю от смеха в кулак. Ну что ж, прекрасно знаю, что я не твой идеал женщины, но мог бы реагировать и посдержаннее.
— Простите, — он переводит взгляд на коллег, с интересом лупящихся на наш немой театр, и, готова спорить, в его зрачках вспыхивает пламя, обещающее испепелить любого, кто попадется под раздачу, — Евгения Михайловна, — говорит он сквозь зубы, чеканя каждое слово, — будьте так любезны, прогуляйтесь полчасика, мне нужно провести внеплановое собрание.
Шеф в бешенстве — не самое радужное зрелище, даже осознание того, что агрессия не по мою честь, не притупляет страха перед этим харизматичным и сильным мужчиной.
