«Подумать только, если бы они глазели на меня…» – ужаснулась Миса.
Она была так напугана, что боялась шевельнуться и лишь завороженно смотрела на золотистые кудри, черные локоны и рыжие завитушки…
Между тем фрёкен Снорк мучилась раскаянием в гостиной.
– Да не думай ты о ней, – посоветовала ей Дочь Мюмлы. – Миса слишком обидчива.
– Но она ведь права, – пробормотала фрёкен Снорк, взглянув на свой живот. – Мне нужно носить платье.
– Этого еще не хватало, – сказала Дочь Мюмлы. – Вот насмешила!
– А сама-то ты в платье! – возразила фрёкен Снорк.
– Так это же я, – весело сказала Дочь Мюмлы. – Послушай-ка, Хомса, как, по-твоему, нужно фрёкен Снорк платье?
– Конечно, если ей холодно, – ответил Хомса.
– Нет, нет, вообще, – сказала фрёкен Снорк.
– Или если пойдет дождь, – посоветовал Хомса, – но тогда разумнее обзавестись плащом.
Фрёкен Снорк покачала головой. Постояв минутку в раздумье, она сказала:
– Пойду помирюсь с Мисой.
Она взяла карманный фонарик и вышла в коридор. Там никого не было.
– Миса! – тихонько позвала фрёкен Снорк. – Знаешь, мне нравится твой прямой пробор…
Но Миса не отвечала. Фрёкен Снорк увидела узкую полоску света, пробивавшуюся сквозь полуоткрытую дверь, и на цыпочках вошла туда. Там сидела Миса, и волосы у нее на голове были совсем другие.
Длинные золотистые локоны обрамляли ее озабоченное лицо. Маленькая Миса посмотрела в зеркало и вздохнула, затем взяла другие, не менее прекрасные волосы и натянула их на самые глаза, закрыв челкой лоб. Но и эти рыжие пышные волосы не украсили ее. Наконец дрожащими лапками она взялась за локоны, которые приберегла напоследок, так как они нравились ей больше всех остальных. Иссиня-черные, как вороново крыло, они были украшены золотыми блестками, сверкавшими словно слезинки. Затаив дыхание, Миса примерила новый парик. С минуту она внимательно рассматривала себя в зеркале. Затем так же медленно сняла волосы и уставилась в пол.
Фрёкен Снорк бесшумно выскользнула назад в коридор. Она поняла, что Мисе лучше побыть одной.
Но обратно в зал фрёкен Снорк не пошла. Она пошла дальше по коридору, потому что почувствовала манящий и сладковатый запах, запах пудры. Кружок света от карманного фонарика бегал вверх-вниз по стенам и остановился наконец на магическом слове «Гардероб».
– Платья! – прошептала фрёкен Снорк. – Там платья!
Она нажала ручку двери и вошла.
– О! Какое чудо! – пролепетала она. – О, как прекрасно!
Платья, платья, куда ни кинешь взгляд, всюду платья. Они висели бесконечными рядами, сотнями, одно за другим: тяжелая сверкающая парча, легкие облачка тюля и лебяжьего пуха, набивной шелк разных цветов и черный, как ночь, бархат. Повсюду мерцали разноцветные блестки, перемигиваясь короткими вспышками, словно огни маяка.
Ошеломленная фрёкен Снорк подошла ближе. Она ласкала платья, заключала их в объятия, зарывалась в них мордочкой, прижимала к груди. Платья шуршали, они пахли пылью и духами, окутывали ее мягкими складками. Внезапно фрёкен Снорк выпустила платья из лапок и немного постояла на голове.
– Это чтобы успокоиться, – прошептала она про себя. – Мне надо успокоиться, иначе я умру от счастья. Платьев так много.
Перед обедом Миса грустила в углу зала.
– Привет! – сказала фрёкен Снорк и уселась рядом.
Миса искоса посмотрела на нее, но ничего не ответила.
– Я ходила по дому и искала себе платье, – рассказывала фрёкен Снорк. – Нашла несколько сотен платьев и ужасно обрадовалась.
Миса издала звук, который мог означать что угодно.
– Может, и тысячу, – продолжала фрёкен Снорк. – Я все смотрела и примеряла, и мне становилось все грустнее и грустнее.
– Неужели! – воскликнула Миса.
– Ну разве все это не удивительно! – сказала фрёкен Снорк. – Понимаешь, их было слишком много. Мне никогда не успеть перемерить их и не решить, какое из них самое красивое. Я чуть не испугалась. Если бы там висело всего два платья, я бы выбрала самое лучшее.
– Это было бы куда легче, – согласилась обрадованная Миса.
– Поэтому я взяла и сбежала из гардеробной, – закончила фрёкен Снорк.
Потом они помолчали, наблюдая, как Муми-мама накрывает на стол к обеду.
– Подумать только, – сказала фрёкен Снорк, – подумать только! Какая тут раньше жила семья! Тысяча платьев! Пол, который вращается, картины под потолком, гардероб, битком набитый вещами. Мебель из бумаги и искусственный дождь. Как, по-твоему, выглядели прежние хозяева?
Миса вспомнила чудесные локоны и вздохнула.
А за спиной Мисы и фрёкен Снорк, среди пыльного хлама, за бумажной пальмой поблескивали внимательные и блестящие маленькие глазки. Глазки презрительно разглядывали Мису и фрёкен Снорк, а потом, скользнув по гостиному гарнитуру, остановились на маме, которая раскладывала по тарелкам кашу. Глазки еще больше потемнели, а мордочка насмешливо сморщилась.
– Обед подан! – закричала Муми-мама.
Взяв тарелку с кашей, она поставила ее на пол под пальму. Все бросились к столу и уселись вокруг.
– Мама! – сказал Муми-тролль и потянулся за сахаром. – Мама, ты не находишь…
Тут он осекся, выпустил из лап сахарницу, и она со звоном упала на пол.
– Глядите! – прошептал он. – Глядите!
Все обернулись и посмотрели.
Какая-то тень отделилась от стены в темном углу. Что-то серое и сморщенное прошаркало по полу гостиной, заморгало от солнечного света и затрясло седыми усами, враждебно оглядывая семью муми-троллей.
– Я – Эмма, – высокопарно представилась старая театральная крыса. – Я хочу только сказать, что терпеть не могу кашу. Уже третий день вы едите кашу.
– Завтра утром будет молочный суп, – робко пообещала мама.
– Я ненавижу молочный суп, – ответила Эмма.
– Может быть, вы, Эмма, посидите с нами? – предложил папа. – Мы думали, что дом всеми покинут, и поэтому…
– Дом, – прервала его Эмма и фыркнула. – Дом! Это вовсе не дом.
Она подобралась поближе к обеденному столу, но не села.
