Задний двор был куда скромнее переднего, всего-то кусочек утоптанной земли, где можно без лишних глаз разделать кабанчика или, усевшись на врытую под стеной лавочку, распить с друзьями бутыль смородиновки, нарвав закуси прямо с огорода.
Вороны в этом году уродили: перед Сурком стояло два огромных короба, и хуторянин кропотливо пересчитывал битые тушки, перекладывая из одного в другой. Сейчас самое время на них охотиться — недавно вылетевшие из гнезда птенцы еще не успели набраться ума и растрясти детский жирок. С горохом да укропчиком… Рыска сглотнула слюну. Старую ворону поди излови, она сама кого хошь съест — и крыжовник с куста подчистую обклюет, и колобок стынущий с тарелки на подоконнике утянет, да так ловко, что будто сам убежал. К тому же жесткая она, горькая. А у Сурка, по слухам, в лесу целая делянка гнездовий, к ней специальный вороний пастух приставлен, подкармливает и глядит, не пора ли силки ставить.
Колай почтительно замер в трех шагах от двоюродного брата, чтобы, упаси Богиня, не сбить его со счету.
— …сто сорок шесть, сто сорок семь… Эх, трех штук до ровного не хватило! — Сурок разочарованно выпрямился и наконец «заметил» родича. — А, здравствуй, Колай!
— Здравствуй и ты, Су… Викий! — Мужики обменялись рукопожатиями и тут же незаметно отерли руки о штаны: Сурок от бедняцкого духа, Колай от вороньего пера.
— А это чего, дочка твоя? — Хуторянин перевел взгляд на Рыску. Девочка нахохлилась: лицемерие взрослых ее здорово злило. Как будто сам не знает!
— Ага.
Сурок подцепил толстым пальцем Рыскин подбородок, покрутил вправо, влево. Скривился:
— Мелкая она у тебя какая-то. Сколько ей? Семь?
— Что ты, брат, — весной девять сравнялось! — показушно обиделся Колай.
Девочка сердито дернула головой, срываясь с крючка.
— Ах да, война же в прошлый год Крысы закончилась, — намеренно поддел брата хуторянин. — А будто вчера избы горели. Вот время-то летит…
Мужики вежливо помолчали, якобы скорбя по погибшим, а на деле прикидывая, как бы ловчее повести торг.
— А тучек что-то нет и нет, — начал второй заход Колай. — Я, покуда к тебе дошел, весь взопрел.
— То-то и оно, — глубокомысленно возразил Сурок. — Парит. И ласточки низко летают, видишь?
Ласточки действительно носились над самой землей — там маслянисто поблескивала навозная лужа, над которой вились мухи. Тем не менее Колай согласно покивал:
— Дай-то Богиня, пойдет. А то воды не наносишься.
— На твой-то огород и полшапки хватит, — пренебрежительно фыркнул Сурок, — а у меня видал, поля какие? Тут полоть не успеваешь, не то что поливать. Всю прислугу пришлось на грядки выгнать. Стыдно сказать, жене самой пол мести приходится!
Колай сочувственно поцокал языком. Рыска покраснела, пытаясь удержать подступающий к горлу смех. Ужас какой — пол подмести! Девочка это даже за работу не считала, знай веником махай, о своем думая. А помои, наверное, Сурок по ночам выносит, чтоб никто его позора не видел!
— Ы-ы-ы… — все-таки вырвалось сквозь зубы.
— Она что у тебя — немая? — изумился хуторянин.
— Что ты, брат! — Отец растянул губы в льстивой улыбке, незаметно щипая Рыску за бок. — Просто стесняется. А обычно щебечет весь день как птичка!
— Мне птички без надобности, — отрезал Сурок. — И так дармоедов полон дом. Эй, козявка, ты прясть умеешь?
— Да, — пискнула Рыска, понимая, что следующий щипок будет куда чувствительнее.
— А коров доить? Блины печь?
— Умею.
— Взять тебя, что ль, жене в помощь… — в раздумье протянул Сурок, как будто не за тем вызвал Колая по самому пеклу.
— А чего? И возьми! — оживился тот. — Хорошая девчонка, послушная! А уж работящая…
— Ну не зна-а-аю… — Сурок еще пристальней вперил в Рыску маленькие лупатые глазки, казавшиеся двумя черничинами на круглой розовой тарелке. — Я вообще-то уже привез из Вилок одного сопляка. Мальчишка, правда, и такой жук, что пороть не перепороть…
— Тю, с этими сорванцами одни хлопоты! — подхватил Колай. — Так и норовят то в лес, то на рыбалку улизнуть. То ли дело девочка: и уберет, и младенчика понянчит, и обед сготовит…
Рыска фыркнула и тут же ойкнула, схватившись за попу.
— Время уж больно тяжелое, — продолжал гнуть свое Сурок. — Сами пустыми щами перебиваемся, и те на крапиве. А тут еще один рот, и плати ему вдобавок…
— Что ты, Викий, мы же родня! — с деланым возмущением замахал руками Колай. — Какая плата? Пусть просто поживет у тебя, ума наберется.
— Да как-то оно… неудобно, — так же фальшиво возразил Сурок. — Тебе, поди, тоже лишние руки в хозяйстве не помешают.
— Сколько там пока того хозяйства! — Колай многозначительно выделил «пока» — мол, со временем разбогатею почище тебя. — А потом, глядишь, и сын подрастет…
Сурок с нажимом поскреб нос.
— Ну давай хоть долг прощу, — неохотно предложил он.
— Можно, — с плохо скрываемой радостью согласился Колай и подтолкнул Рыску к брату, пока тот не передумал.
Родичи снова на миг сплели и вытерли руки.
— Эх, и рад бы с тобой поболтать, но дела, дела… — многозначительно вздохнул Сурок.
— Мне тоже до темноты ограду починить надо, а то вечно чужие собаки забегают, цыплят давят, — заторопился Рыскин отец. — Ну и жирные у тебя нынче вороны, брат! Аж в короб не вмещаются.
— Ага, — «не заметил» намека хуторянин. — Ну, бывай здоров!
— И тебе не болеть. — Колай кинул еще один завистливый взгляд на короб, напоследок погрозил Рыске пальцем и ушел со двора.
Когда за братом закрылись ворота, Сурок высунулся за угол и повелительно гаркнул:
— Эй, Цыка! Подь сюда!
Батрак, рубивший дрова, чуть не попал себе по колену. Выругался, глубоко вогнал топор в колоду и поспешил на хозяйский зов.
— Короб — в погреб, — отрывисто велел Сурок. — Девчонку-к женке. Пусть покажет ей, чего да как.
— Ага. — Парень ухватился за плетеные ручки и с натугой поволок урожай к заднему крыльцу.
Рыска, поколебавшись, робко двинулась следом. Без отца, какого-никакого, а знакомого, у нее противно засосало в животе. Дома хоть на печь забиться можно, там и кошка ласково мурчит, и сушеными яблоками вкусно пахнет… здесь же все чужое, равнодушное и оттого еще более страшное.
Батрак коленом пнул дверь и скрылся в сенях. Чем дольше девочка ждала на пороге, тем неуютнее ей становилось. Может, надо было зайти вместе с Цыкой? Но ведь он ничего ей не сказал… Люди, работавшие во дворе, не обращали на девочку никакого внимания. Только черный петух, где-то растерявший полхвоста, с подозрительным кококаньем прохаживался рядом, заставляя Рыску жаться к крыльцу. А в доме кто-то ругался, громко и визгливо. Не то на нее, бестолковую девчонку, не то друг на друга — чуть позже Рыска различила несколько голосов: два или три женских и редкий, огрызающийся, мужской. Потом что-то бухнуло, голоса разом смолкли, и девочка услышала приближающиеся шаги.
