Процесс выбора продолжается уже два дня. Мы едем ужинать в местный ресторанчик. Случайно оказывается, что кинологи СПНВ сидят за соседним столиком. Это очень забавно, ведь мы знаем, что все их разговоры вертятся вокруг того, кому из нас какой пес достанется.
— Я присмотрел себе Гаса, — говорит Мэтт. — Это то, что мне нужно.
Я говорю ему то, что ясно и так:
— Дружище, вы с Гасом просто идеально подходите друг другу.
— А у тебя кто?
— Джексон. Думаю, Джексон. Еще Нэпал… Если не Джексон, то Нэпал. Но мне нужен Джексон.
— Да. Вы с Джексоном хорошо смотритесь вместе. — Мэтт бросает взгляд на кинологов. — Как думаешь, мы можем подкупить их едой и выпивкой, чтобы выбранные нами собаки точно достались нам?
— Конечно, — смеюсь я, — плевать на цены! Оплатим любой их счет!
На следующее утро мы собираемся в главном холле для предварительной разбивки на пары. Тут создаются первые команды. Вызывают Мэттью, и он, конечно, получает Гаса. Поддразнивая его, я говорю, что он истратил целое состояние, подпаивая кинологов в баре. Пока никто из нас еще не оставался с собакой наедине, вся работа проводилась под наблюдением тренеров.
Собака, выбранная для нас на предварительной разбивке, скорее всего, и станет нашей, если ничего не изменится. Для нас это первая возможность… не поработать со своими собаками, а скорее, пообщаться и поделиться с ними любовью. Я слышу, как называют мое имя, и выезжаю в центр комнаты. Я смотрю на Джексона, еще не подозревая, что мое сердце завоюет другая собака.
Инструктор называет пса, назначенного мне в пару.
Достаточно сказать, что это не Джексон (его отдают страдающей рассеянным склерозом женщине в инвалидной коляске).
Теперь мы должны провести полчаса наедине с нашими собаками. Это возможность просто побыть вместе. Прежде собаки постоянно были на поводке и мы отрабатывали пятьдесят с лишним команд, которые они усвоили. У нас совершенно не было времени побыть с ними в неформальной обстановке.
За полчаса я открываю в этой собаке душу, которой не видно под внешней оболочкой. Глубокую, ласковую душу — любящую, а не воинственную. Этот пес готов посвятить мне всю свою жизнь, если я выберу его.
Его зовут Нэпал.
За последние два дня я заметил в поведении Нэпала одну поразительную особенность. Глядя на некоторых собак, в том числе на Джексона, я понятия не имел о том, кто из кинологов работал с ними в течение многих месяцев. А вот увидев Нэпала, я понял это сразу. Это была Бекки Миллер, женщина, которая проводила со мной собеседование. Стоило ей пройти мимо, и Нэпал устремлял на нее внимательный взгляд — поэтому я и догадался обо всем. Мне импонировала такая верность. Но одна мысль пугает меня, когда нас с Нэпалом объединяют в пару: смогу ли я вызвать у него такую же верность и преданность, как Бекки?
Мы с Нэпалом работаем вместе, повторяем команды и упражнения, которые он так хорошо знает. Его даже научили по-особенному лаять, если с его подопечным что-то случится. Это страшное, дикое «ГААААУУУУУВ», похожее на взрыв в легких. Я понимаю, как можно этим воспользоваться. Я могу предупредить соседей: «Если когда-нибудь услышите, что моя собака так лает, значит, я попал в беду и мне нужна помощь».
Просто потрясающе.
В тот раз претендентам предстояло впервые переночевать вместе с собакой. У нас у всех отдельные спальни, а кухня и гостиная общие. Я отправляюсь за колой и желаю остальным спокойной ночи. За весь день я впервые остаюсь без Нэпала. Когда я выезжал из комнаты, он лежал на собачьей подстилке. В СПНВ очень строго следят за тем, чтобы собаки не бродили без присмотра, поэтому я проверил, плотно ли закрыл дверь.
Нэпал бросил мне вслед взгляд, способный растопить любое сердце. Он столько сказал мне глазами: «Если ты возьмешь меня, я подарю тебе много-много любви и преданности. Я всегда буду рядом с тобой. Держись за меня, и я буду твоим боевым товарищем всю свою жизнь».
Мы с Мэттью и остальными болтали на кухне, как вдруг все они начинают смеяться, глядя мне за спину. Я оборачиваюсь и вижу Нэпала. Он просунул голову в дверь, устремив на меня скорбный взгляд: «Я искал, куда ты делся. Мы ведь друзья навсегда, правда?»
Каким-то образом ему удалось открыть дверь спальни и найти меня. Это так трогательно, что я не могу сделать ему выговор. Вместо этого я смеюсь, присоединившись к остальным. Кажется, на морде Нэпала-виляшки тоже мелькает улыбка. В моменты особой радости он кружится на месте и так активно машет хвостом, что все его тело приходит в движение, поэтому в СПНВ его окрестили Нэпалом-виляшкой.
Мы возвращаемся в нашу комнату. Там две кровати: койка, похожая на больничную (я могу опустить ее до необходимого уровня, чтобы мне было легче перебираться из коляски), и обычная двуспальная кровать. Я занимаю койку, а Нэпал на своей подстилке лежит на полу. Я уже засыпаю, когда пес неожиданно встает возле моей постели, не сводя с меня умоляющих глаз. Я знаю, что ему нужно: он хочет лечь рядом со мной.
— Давай. Иди сюда. Прыгай!
Одним прыжком пес переносит свое тяжелое тело на узкий матрас. Для меня остается еще меньше места. Сначала мне кажется, что Нэпал просто немного полежит, а потом спрыгнет на пол. Но не тут-то было. Я плохо его знаю. Нэпал подползает все ближе и ближе, пока не ложится всей своей тяжестью прямо мне на грудь. Черный лабрадор, семьдесят фунтов живого веса.
Менять позу он явно не намерен, поэтому мне приходится перебираться на двуспальную кровать. Теперь у Нэпала полно места, чтобы лежать рядом со мной. Но нет, эта собака не из таких. Нэпал снова устраивается у меня на груди. Он совсем близко, я слышу его сердцебиение. Думаю, он слышит мое. Как будто у нас одно сердце на двоих.
И каким-то образом нам удается проспать так целую ночь.
Наутро мое тело затекло и побаливает, но я сражен наповал. Мы с Нэпалом провели вместе всего двадцать четыре часа, но я уже знаю: все именно так, как и должно быть. Между мной и собакой установилась связь, и я чувствую, что это навсегда.
Я очень рад, что собаку выбирали кинологи, а не я. Они владеют чертовски сложными навыками. Именно благодаря им я смог получить Нэпала.
Мы с ним словно предназначены друг для друга. И как будто знакомы всю жизнь. Всю свою жизнь мы готовились к этому особенному моменту — нашей встрече.
В то утро состоялось обсуждение. Кинологи опрашивают всех нас, задавая одни и те же вопросы: «Опишите, что вы испытывали?», «Вас что-нибудь беспокоило?», «Что было плохого и что хорошего?», «Что вы делали?»
Когда очередь доходит до меня, я говорю лишь четыре слова:
— Я люблю эту собаку.
Собрание взрывается смехом.
— Да, это очень хорошо, но нельзя ли поподробнее?
Я рассказываю им, как Нэпал всю ночь лежал на мне.
— У меня болит все тело, но я бы ни на что не променял это ощущение.
