– Юрико поехала в Киото навестить родных, – механическим голосом проговорил Такаши. – Утром, когда она переходила дорогу, направляясь в магазин, ее сбила машина. Она умерла в ближайшей аптеке, куда ее перенесли очевидцы. Фармацевты не смогли помочь ей, а врачи Скорой приехали слишком поздно. Почему меня не было рядом?!
Такаши застыл, закрыв глаза, лишь его желваки выдавали, в каком сильном волнении он находился. Фиолетовое поле затопило его.
– Это проклятие куклы-танцовщицы, – прошептал Такаши. – Ваша подруга госпожа Соланж забрала ее. Но мы были уверены, что… о, простите, господин, но госпожа черная саманка…
Виктор поморщился, вспомнив о старинной кукле, принадлежащей семье Юрико и якобы несущей проклятие всей семье. Соланж уверила его, что эта антикварная вещица – открытый некротический канал, и забрала ее. А потом воспользовалась магическим артефактом для нанесения вреда его сестре и ему самому. Если бы не Ева, то неизвестно, как бы все тогда закончилось.
– Эта кукла давно сожжена, – сообщил он.
– Пусть горит в аду вечно, – пробормотал Такаши.
– Что известно о том, кто совершил наезд? – спросил он. – Его нашли?
– Это странная история, – еле слышно ответил Такаши. – Очевидцы утверждали, что за рулем сидела женщина и будто даже запомнили номер машины. Но полиция так и не смогла найти ни ее, ни даже машину, словно она провалилась в преисподнюю.
Такаши ссутулился, суицидальные волны окутывали его плотным коконом. Виктор подсоединился, взяв его безвольно лежащую на столике правую руку. Он сжал ее и закачал энергии. Японец вздрогнул и открыл глаза.
– Мне отчего-то стало светлее на душе, когда мой господин выразил сочувствие рукопожатием, – сказал он. – Милосердная богиня Каннон послала вас. Вы ведь больше меня не покинете?
– Никогда! – твердо пообещал Виктор. – Надеюсь, и ты не собираешься уходить от своего господина? – спросил он и остро глянул в прищурившиеся глаза собеседника.
– Клянусь, я буду с вами до самой смерти! – нервно произнес японец.
– Путь воина – всегда путь смерти. Так кажется, говорят самураи? – уточнил Виктор.
– Готов умереть хоть сейчас, – уверенно сказал Такаши и ясно улыбнулся. – Я знаю, Юрико ждет меня.
– А ты плохой слуга! – сурово проговорил Виктор и нахмурился. – Скажу больше, ты настоящий эгоист, думающий лишь о себе. Так просто уйти на тот свет и этим избавить себя от душевной боли! Но зачем тогда весь этот спектакль, эти клятвы в верности, если все твои мысли только о смерти? Сам рассуди, разве господину нужен мертвый слуга?
Виктор, произнося эту тираду, сканировал ауру «клиента» и четко отслеживал, как меняется окрас энергии. Его слова били в цель, Такаши усилием воли отгонял мрачные мысли, гасил желание умереть, и ловец видел изменения цвета поля. Он знал, что супруги увлекались техниками управления энергией, и это приносило свои плоды. Такаши смог довольно быстро восстановить душевное равновесие, поняв, что вызвало недовольство его господина. И Виктор был почти уверен, что хоть он до конца и не избавил японца от мыслей о суициде, но акт совершен не будет без его на то согласия или приказа. Это его устраивало, можно было контролировать поведение японца и держать его «на коротком поводке». А там, кто знает, Виктор со временем смог бы ввести Такаши в свою пятерку и переориентировать его устремления на благо Ордена.
– Вы во всем правы, господин, – тихо проговорил японец. – Я полностью покоряюсь вашей воле. Все будет, как Вы скажете.
– Ты вернешься домой и будешь жить, как обычно, – ответил Виктор. – Думаю, магазин требует неустанной заботы. А я займусь своими делами. Но как только ты мне понадобишься, я дам знать.
Такаши сложил руки лодочкой и молча поклонился.
Из записной книжки Виктора:
Река Сандзу (Сандзу-но кава, «Река Трех Перекрёстков», «Река Трёх Дорог») – в японской буддистской народной традиции река, являющаяся границей между миром живых и мертвых. Усопшие должны пересечь реку на седьмой день после смерти. Путь зависит от деяний, совершенных человеком при жизни. Те, кто вершил добрые дела, пройдут по мосту, украшенному семью сокровищами. Те, кто соблюдал относительное равновесие между добром и злом, пересекают Сандзу вброд. А кто творил при жизни зло, попадут в глубокие воды, кишащие ужасающими драконами.
На берегу под большим деревом поджидают усопших демоны: старик и старуха. Старуху зовут Дацуэ-ба. Она снимает с умерших одежду. Старик по имени Кэнэо вешает одежду на ветку дерева, чтобы определить тяжесть проступков.
Поэтому в Японии так популярна поговорка: «Раз ты берешь много денег, то утонешь в Сандзу».
Вернувшись домой, Виктор первым делом отправил отчет Идрису о встрече с «клиентом». И лег спать. Но под утро резко очнулся, буквально кожей ощутив прикосновение мягкой теплой руки. Он даже успел разглядеть часть лица, склонившегося к нему и наполовину прикрытого упавшими светлыми прядями. Глаз он не видел, только нежные розовые губы. И моментально захотел поцеловать их. Любовь охватила его жаркой волной, все его существо потянулось к незнакомке, он словно под гипнозом прошептал снова все то же имя: «Лиза» и окончательно проснулся. Видение тут же растаяло и ушло глубоко в подсознание. А напротив Виктора на краю постели сидел парень. Черные кудри упали на лоб, карие глаза сияли, отливая в фиолетовый.
«Матиаш!» – узнал Виктор и отодвинулся к изголовью кровати, натянув на себя одеяло.
Увидеть здесь одного из орхи, хотя Идрис уже предупредил его о такой возможности, было настолько неприятно, что его прошиб пот от взрыва злости. Сердце гулко заколотилось, вызывая прерывистое дыхание, пальцы заледенели, хотя в груди жгло. Виктор был готов убить сущность только за то, что она нарушила зону личного комфорта и вторглась на его территорию.
– Пропали все пропадом! – громко проговорил он. – Никуда не спрячешься! Вампиры хотя бы приглашения ждут, чтобы войти в жилище, а для вас, вижу, никаких законов не существует. Изыди! – крикнул он и бросил в гостя подушкой.
Матиаш усмехнулся, встал, подобрал подушку и кинул ее на кровать. Виктор вскочил и ушел в ванную. Он включил ледяную воду и долго стоял, наклонившись над раковиной и опустив горящее лицо в чашу раскрытых ладоней. И когда пришел в норму, вернулся в спальню. Матиаш небрежно развалился на прикроватном пуфе и, судя по всему, уходить никуда не собирался. Виктор тяжко вздохнул и накинул халат. Он отправился на кухню, заварил черный чай и остановился у окна. Рассвело, город тонул в сизоватой дымке, редкие прохожие казались отчего-то инфернальными сущностями, бродящими по туманным улицам. Странная и практически неконтролируемая депрессия навалилась и зачернила сознание до такой степени, что Виктор застонал сквозь сжатые зубы.
– Тоскуешь по ней? – раздался позади вкрадчивый голос, но он даже не обернулся. – Тяжело жить без любви, – продолжил Матиаш. – Фрустрация часто приводит к затяжной депрессии. И стоит ли того эта странная работа? Отговаривать обычных смертных от последнего шага в иное измерение. А ведь это их выбор! Никогда не думал, что если высшие силы оставили людям такую возможность, то, значит, и самоубийство вполне естественно?
