— И откуда же такая нежная любовь тестя к зятю? — удивилась я.
— Дело в том, что Нина, будучи студенткой первого меда, влюбилась в кого-то и забеременела от него. Леонид не мог позволить, чтобы его внук был безотцовщиной, подобрал из подчиненных близкого себе по духу парня и женил его на дочери, пообещав всяческие блага. Как ты понимаешь, ее желание в расчет не принималось. Этим подчиненным и был Булка. В результате внук Михаил родился в законном браке.
— И чем этот внучек занимается? — поинтересовалась я.
— А ты открой сайт концерна «Калита» — и узнаешь! — усмехнулся Крон. — А теперь мы дружно смотрим на часы, видим, какое время, вспоминаем, что завтра рабочий день, и решаем насущный вопрос сна, потому что я больше суток на ногах. Если ты остаешься у меня, иди и ложись на диван, а я достану надувной матрас. Если ты едешь к себе, я вызову такси, потому что в таком плывущем состоянии за руль не сяду, да и выспаться мне надо.
Я посмотрела и ужаснулась — да уж! Заболтались мы. Звонить Ковалевой в такое время мне и в голову не пришло — она, вымотавшись за день, наверняка уже спала беспробудным сном. Нет, надо пожалеть старушку, решила я. Но и выселять Крона с его родного спального места было бы с моей стороны верхом наглости, особенно с учетом его усталости. Сопоставив длину кухонного уголка и свой рост, я поняла, что проще лечь прямо на полу, а вот оценив возможную ширину дивана в разложенном состоянии, я предложила:
— Крон! А не вспомнить ли нам дни былые, когда мы с тобой возле костра спиной к спине спали? Обещаю, что приставать не буду.
— Приставай сколько хочешь, если тебе не лень, потому что я сейчас не мужчина, а бесчувственное бревно, — хмыкнул он. — Ты хочешь к бревну приставать?
— Я не святая, но в подобных извращениях замечена не была, — сладко зевнув, ответила я. — Пошли спать, Буратино!
Пустые хлопоты на всех фронтах.
Пятница
Пока утром Крон делал бутерброды, я позвонила Ковалевой и, услышав в трубке ее слабый голос, здорово испугалась:
— Александра Федоровна! Что с вами? Где вы?
— У Анечки, — простонала она. — Я в театр позвонила и отгул взяла.
— Все ясно! Излишний трудовой энтузиазм в вашем возрасте бесследно не проходит! Плавали! Знаем! Скоро буду! — пообещала я.
Наскоро заглотив бутерброд и запив его парой глотков чая, я выскочила от Крона и бросилась к метро. Крон, конечно, рвался меня довезти хотя бы до него, но я отмахнулась — когда он еще соберется? Мы с ним успели только договориться, что будем обмениваться новостями, когда и если они появятся.
Звонить в домофон мне и в голову не пришло: Ковалева наверняка была в таком состоянии, что для нее каждое лишнее движение — мука мученическая, а ей придется стоять возле двери и ждать, когда я поднимусь. Вот и пришлось мне чуть ли не с боем прорываться через охранника, который меня не знал, так что все-таки пришлось беспокоить Александру Федоровну, которая подтвердила, что я родственница Ермаковой. В результате я поднялась на этаж, бурля от возмущения и плюясь кипятком во все стороны. Открывшей мне Ковалевой тоже досталось, несмотря на ее пришибленный вид.
— О, Геракл! Победитель Авгиевых конюшен! Приветствую тебя! — воздев руки вверх, воскликнула я. — Что у нас болит?
— Все, — страдальчески простонала она.
— Какое давление? — поинтересовалась я.
— Передавали, что 732 милли…
— У вас! — прорычала я. — Повышенное? Пониженное? Нормальное? — Она растерянно пожала плечами и тут же скривилась от боли. — Затылок ломит? Виски болят? Лоб? — допытывалась я.
— Голова не болит, — прислушавшись к своим ощущениям, сообщила она.
— Значит, будем считать, что нормальное. Душ утром принимали? — спросила я и получила в ответ укоризненный взгляд. — Ясно! В ванну забраться сил не хватило. Пошли! Будем перемещать ваше тело!
— Ты что задумала? — слабо запротестовала она.
— Пользовать вас буду! — с самым зверским выражением лица ответила я, аккуратно разворачивая ее за плечи и ведя в ванную. — У меня дома точно такая же есть, на тетю Милу откликается. Тоже очень любит мне жизнь осложнять. То окна возьмется мыть, то книги разбирать, то чулан! Апофеозом всего была ее попытка побелить кухню. Вот уж я повеселилась, когда все это потом пришлось отмывать! — И уже в ванной приказала: — Заголяйтесь, мадам!
— Ты бы хоть отвернулась, — робко пискнула Александра Федоровна.
— Думаете, я увижу что-то новое? — иронично спросила я, но просьбу выполнила.
Когда она меня позвала и я повернулась, оказалось, что она стоит, завернувшись в большое полотенце, и обреченно смотрит на меня. Подняв Ковалеву на руки, я поставила ее в ванну и, задергивая занавеску, велела:
— Прогревайтесь самой горячей водой, какую вытерпите. Особенно суставы и мышцы, которые натрудили.
Она передала мне поверх занавески полотенце, и я, прислонившись к стене, стояла и ждала, а попутно рассматривала многочисленные баночки и бутылочки на полочках и столе вокруг раковины.
— Ты-то чего паришься? — удивленно спросила меня Ковалева, выглянув из-за занавески.
— А если вы в обморок грохнетесь? — объяснила я.
Через некоторое время, решив, что она уже достаточно прогрелась, я передала ей полотенце и, вытащив из ванны, сказала:
— Пошли! Продолжение банкета ждет вас! — и взяла один из флаконов.
— Это зачем? — всполошилась она. — Это же Анечкино масло для тела, оно бешеных денег стоит.
— Знаю! И для массажа оно очень хорошо подойдет! Но я вообще-то могу позвонить ей, рассказать, что случилось, и спросить, могу ли я им воспользоваться.
— Даже не вздумай! — взвилась Ковалева. — Она же не знает, что Ольга с Алешей прилетают! Не сообщили они ей, чтобы не волновалась!
— Меня тайны вашего канадского двора не волнуют, — успокоила ее я. — Мне бы с московскими делами разобраться.
Уложив Ковалеву на диван, я встала на колени, чтобы не пришлось сильно нагибаться, и взялась за нее так, что она только пищала:
— Да что ж ты меня, как тесто, месишь? Я ж еще живая!
— Будете знать в следующий раз, как душу из себя рвать! Неужели вы думаете, что Алексей прилетает в Москву исключительно для того, чтобы чистоту в квартире Анны проверить? — приговаривала я. — Зачем вы устроили этот аврал с риском для жизни? Какая в этом была необходимость?
— Вот будут у тебя дети, тогда узнаешь, что ради родного человека еще и не то сделаешь, — кряхтела в ответ она.
Закончив, я накрыла ее простыней, которую взяла со своей кровати, и спросила:
— Как вы себя сейчас чувствуете?
— Ой, словно заново на свет родилась, — слабым, но довольным голосом ответила она. — Какая же у тебя тетя счастливая, что у нее такая племянница есть.
