— Да подождите! — остановила его я и позвонила в двери соседних квартир.
То, что люди за ними жадно прилипли к глазкам и с большим интересом за всем наблюдают, я ни секунды не сомневалась — время-то уже более чем вечернее, все давно дома. Не дождавшись ответа и из-за этих дверей, я громко сказала:
— Михаил Леонидович! Давайте МЧС вызывать, чтобы они дверь вскрыли, — вдруг человеку с сердцем плохо?
Уловка опять сработала! Дверь одной из квартир приоткрылась на узенькую щелочку, и оттуда раздался старушечий женский голос:
— Чего это ему, бугаю, плохо-то? Утром в магазин сходил, а как вернулся и дверь открывал, так в пакете у него очень даже мелодично бутылки позвякивали. А в обед Варька к нему заходила, пожрать приносила. И у него диван так ходуном ходил, что у меня чайная ложка из стакана чуть не выпрыгнула, а уж иконка-то в углу, бедненькая, аж дрожмя дрожала. Как уж не сорвалась, даже не знаю.
— А вы не слышали, он после этого никуда не уходил? — спросила я.
— Нет! Я бы знала! — твердо ответила старушка. — У нас тут слышимость такая, что на первом этаже чихнут, а на пятом здоровья желают. Дома он! Варьку из двадцать восьмой зовите, у нее ключи есть. Она Генку уже несколько лет обхаживает: и уберется, и постирает, и сготовит. А он все ни мычит ни телится. Оно и понятно: он полковник, а она в ларьке торгует. В общем, ее зовите. — И она закрыла дверь.
— Значит, затаился, — сделал вывод Казаков. — Будем выкуривать.
Он достал из кармана телефон и, позвонив охраннику, объяснил, что нужно сделать, а потом заверил меня:
— Хоть на руках, но принесет.
«Теперь понятно, почему он Лукьянову не мог у себя поселить, — тут одна любовница уже есть. Такие бои местного значения начались бы, что только пух и перья летели бы. Да и вряд ли Лукьянова стала бы на него ишачить», — подумала я.
Долго ждать нам не пришлось, как и охраннику не пришлось нести на руках довольно крупную бабу, потому что назвать ее женщиной было невозможно. Это было шумно скандалящее существо в бигудях и заляпанном впереди некогда атласном халате, на ногах раздолбанные шлепки, а на лице толстый слой крема. Едва увидев Казакова, она с диким криком «Ах ты гад!» рванула к нему с явным желанием выцарапать глаза, вцепиться в волосы, ну уж на крайний случай хоть лицо ободрать. Бдительный охранник мигом завернул ей руку за спину, и ей оставалось только орать во весь голос, используя выражения, которые не всякий мужчина решится произнести. Охраннику пришлось весьма чувствительно ткнуть ее в бок, и она убавила громкость, но продолжала шипеть, как змея:
— На родного отца руку поднял! Да чтоб тебе…
Поняв, что с первого раза он должного результата не достиг, охранник виновато улыбнулся и… И наступила тишина.
— Чем орать, лучше дверь открой, — приказал Казаков. — Зайди и посмотри, что там с твоим любовником, а то он сам дверь не открывает. Если он еще не нажрался, а просто от меня прячется, то скажи, что бить его я не буду, если он вот этой девушке на ее вопросы ответит. Что стоишь? Действуй!
— Ах ты сволочь! — окрысилась на него баба. — Вот чем за любовь и заботу отцовскую платишь! Сам жируешь, а отца в клоповник запихал! Сам на дорогих машинах разъезжаешь, а отец только на служебной и ездит!
— Мне повторить? — рявкнул Михаил Леонидович.
Гордо прошествовав мимо нас, она начала возиться с замками. Защелка почему-то закрыта не была, и у меня появилось нехорошее подозрение, что Булки все-таки нет дома, — кто же, заперев замки изнутри, защелку не повернет? Но потом оказалось, что она просто сломана. Открыв дверь, Варвара вошла в коридор, включила свет и, ласково зовя «Геночку», пошла его искать, а мы ждали ее на лестничной площадке. И она нашла, судя по тому, что до нас донеслось:
— Гена! Проснись! К тебе сын пришел! Может, прощения попросить хочет? Гена!
И вдруг она издала такой дикий вопль, что все индейцы Великих Равнин дружно удавились бы от зависти, услышав его. Мало того, она со скоростью пушечного ядра вылетела из квартиры на площадку и помчалась по лестнице вниз.
— Н-да! — хмыкнул Казаков. — Что-то мне подсказывает, что я уже не смогу пригодиться вам для получения ответов на вопросы.
— А вдруг? — сказала я и вошла в квартиру, где в комнате увидела на диване распластавшееся, как медуза, все покрытое синяками, жирное мужское тело в семейных трусах — Булка был очевидно мертв. — Да уж! Как говорится: и жил смешно, и помер грешно, — хмыкнула я и позвала: — Михаил Леонидович! Посмотрите, это он?
Судя по звукам, Казаков вошел в квартиру и даже сделал несколько шагов по направлению комнаты, но потом притормозил:
— Знаете, я на морду этого скота, когда он был жив, без омерзения смотреть не мог, а уж на мертвого и подавно не хочу. Можете меня осуждать, но я хорошенько выпью сегодня за то, что такая мразь больше по земле не ходит.
Я вышла из комнаты в коридор, а потом мы с ним вместе из квартиры на лестничную площадку, где я заметила:
— Вот вам и еще одна квартира в наследство досталась. При ваших деньгах приобретение небольшое, но…
— Вы знаете, у нас говорят: «Фин вейникт парнуссе верт ме ниш бе даллес». Это значит, что и от маленькой прибыли не становишься нищим. В смысле: что-то прибавляется. Пошли?
Мы спускались вниз, когда он, идя впереди меня, спросил:
— Я могу вам чем-то еще помочь?
— Да нет, Михаил Леонидович, вы и так потратили на меня кучу своего свободного времени, и не ваша вина, что впустую. Спасибо вам большое за все.
— Тогда я поеду — надо же сообщить бабушке и маме радостную весть. Желаю вам успеха! Если смогу быть чем-то полезен — звоните, номер у вас есть.
Он уехал первым, а я, не торопясь, — за ним. Я машинально следила за дорогой, а сама думала: «Конечно! Никакой его вины в том, что мы приехали к трупу, нет! Как бы не так! Интересно, кто ему КРАБ, то есть наш Комплексный Рукопашный Армейский Бой, преподавал? Может, у одних инструкторов занимались? Жаль, что нельзя спросить. Но технику Дим-МАК Казаков освоил на отлично. Не напрасно он в свое время плакал от боли. А то, что его ей обучили, сомневаться не приходится. Дед был еще при должности, его внук считался лицом привилегированным, вот инструктора и постарались. Коварная это техника. Нанесут человеку удар, и он потом ходит, ест, пьет, а на самом деле уже живой труп и, когда время наступит, умрет. Так что избил Казаков Булку только для того, чтобы спрятать след от этого единственного удара среди других. Как говорится, лист прячут в лесу! А вскрытие покажет, что умер Булка по какой-нибудь естественной причине — сердце, например, не выдержало. А попутно Михаил Леонидович выбил из Булки адрес, где живет Лукьянова, и потихоньку ключи от той квартиры забрал. Но Лукьянову он не убивал, тут, видимо, начальник его службы безопасности подсуетился. Итак, некто дождался, когда Лукьянова выйдет из дома, и проник в квартиру, где стал ждать ее возвращения, будучи уверен, что Булка со своей битой рожей не придет. Когда Лукьянова пришла, некто подкрался к ней сзади и убил, обставив все как несчастный случай, после чего забрал все носители информации и ушел. Почему дверь не запер? Так был уже вечер, вот он и не стал рисковать, потому что кто-то из жильцов мог его на лестничной площадке возле двери увидеть или мог, услышав звук запираемых замков, из любопытства в глазок посмотреть. А так некто дверь просто бесшумно прикрыл и был таков. А ехать к Булке Михаил мне сам предложил для того, чтобы вернуть на место ключи от квартиры, и, чтобы отпечатки пальцев не оставлять, специально перчатки надел. В ботинок, наверное, подложил — якобы выпали, а может, и в какой-нибудь карман сунул. Да, ловко они все это провернули. Лукьянова решила, что на золотую жилу напала, и хотела, как обычно, нахрапом действовать, а кусок ей не по зубам оказался. Но я никому ничего говорить не собираюсь — это же только мои догадки. Да и не о том мне сейчас нужно думать. Откуда взялось это спецсредство — вот над чем надо голову ломать! Да и отчитаться перед Кроном надо. И я позвонила ему:
