— Ищи, — равнодушно позволил саврянин, стягивая с рукава белую ленту и швыряя на стойку. Любители «пива» разочарованно застонали, выдав себя с потрохами.
— Ну за полтора еще… — сбавил тон кормилец. Слух о белокосом оборванце, голыми руками уложившем в грязь (не такую целебную, как в ямах, но все равно подействовавшую очень благотворно) самого Сиву, за ночь расползся по городу, и с утра с кормильцем рассчитались семь заядлых должников и один — безнадежный.
— Вон те типы заявились вдвоем, а не вполутором.
Хозяин проследил за пальцем и тихо охнул. Парочку с мечами он заметил только сейчас, ими занималась служанка. Ой да, эти раз пришли — так просто не уйдут, хоть друг с другом да подерутся.
— Ладно, два, — обреченно прошептал он. — Но чтоб выманил их на улицу, а то я только-только новую посуду прикупил!
Альк презрительно ухмыльнулся, сгреб ленту и вернулся на место.
* * *
Воодушевления для починки забора Жару хватило ровно до того момента, как он к оному забору подошел. Угловые столбы шатались, половина жердей подгнила или сломалась, проще новый сплести, чем их заменить. Это ж надо брать топор и идти в лес, да не один раз, потом драть лыко либо чистить от листьев прутья, копать ямы под новые опоры…
— Слушай, Рысь, — тоскливо обратился Жар к подруге, быстро и умело воюющей с сорняками на стороне морковки. Корзинка рядом с Рыской почти наполнилась поверженным бурьяном, сзади тремя зелеными нитками на черной взрыхленной земле тянулись освобожденные от мокричного ига грядки. — Может, лучше дадим тетке еще один сребр? Ты глянь, сколько тут работы!
— Так нас же никто не торопит, — искренне удивилась девушка, уминая содержимое корзинки и подбрасывая туда еще горсть мокрицы. — Принеси сегодня одну охапку, завтра другую, просто чтоб хозяйка видела, что дело идет. Я тоже до лука дополю и пойду полы мыть, а то всюду крысиный запах мерещится.
— Да на кой нам вообще этим заниматься, если есть чем заплатить?
— Чтобы не платить, — резонно возразила Рыска. — А за этот сребр я ткани на юбку куплю.
— Купи за другой, они что, чем-то отличаются?
Девушка непонимающе уставилась на Жара.
— Зачем платить, если это совсем не сложно сделать?
— Не сложно, но тоска ж зеленая! Проще заработать и заплатить.
— Сначала пойди и заработай. — Рыска сердито выпрямилась, потерла поясницу тыльной, чистой стороной ладони. — Мне, например, стыдно у Алька на шее сидеть.
— Почему на шее-то? Он сам себе плату назначал.
— Все равно — стыдно! Я тогда себя какой-то пиявкой чувствовать буду, вон как наш Пасилка — сам ничего не делал, только по двору ходил и на батраков покрикивал.
— По-моему, очень приятное чувство, — проворчал Жар, но в лес все-таки сходил и пару десятков жердей вырубил. Попышнее пристроив их возле забора, парень вернул топор на полку и отправился бродить по поселку. Подруга была права. Стыдно не стыдно, но доказать надменному саврянину, что Жар ничем не хуже (а лучше переплюнуть!), было делом чести.
Найти работу, как парень убедился через четыре лучины, оказалось не так-то просто. Попадалось только какое-то издевательство: пастух, водонос, помощник мясника, золотарь. Последнему, правда, обещали аж полсребра в день, но если деньги не пахли, то все остальное — очень даже. Единственное, что Жара хоть как-то заинтересовало, — лоток наперсточника, долговязого и длинноволосого парня, неутомимо вопящего: «Кручу, верчу, запутать хочу! Угадал — медька, оплошал — редька!» Можно было набиться к нему в напарники, заманивать простофиль из толпы, но наперсточники подчинялись все тем же «ночным», связываться с которыми Жар пока не хотел. Да и позор это для благородного домушника.
Так что парень просто постоял перед лотком, мстительно выиграв десяток медек. Потом наперсточник сообразил, что нарвался на такого же жука, поскучнел и свернул игру, заявив, что ему пора домой.
Усталый и разочарованный Жар купил у торговки кружку кваса и соленый огурец с медом. Прислонился к стене, жуя и прихлебывая. Где б найти такую работу, чтоб и спину не гнуть, и платили хорошо? В купеческие помощники бы, как парень в детстве мечтал, — но кто же его возьмет, безродного и незнакомого? На свою лавку копить надо, только до сих пор как-то не получалось: воровские деньги уходили так же легко, как и появлялись. Может, и хорошо, что Рыска такая бережливая…
Взгляд Жара отстраненно скользил по крышам домов, пока не остановился на одной, самой приметной. Парень на щепку перестал жевать, осмысляя бредовую, но занятную идею, потом сунул в рот остаток огурца, облизал с пальцев мед и решительно двинулся вниз по улице.
* * *
Большинство весок с темнотой будто вымирало: кур и свиней загоняли в хлева, ставни закрывались, двери запирались, и только злющие цепные кобели, обретя свободу, неслышно бродили вдоль заборов, поджидая незадачливых воришек.
В Ямах же словно наступил второй рассвет. Снова вышли на улицы торговцы — теперь по краям их лотков были прилеплены свечи, плывущие в темноте, как волчьи глаза. Продавали уже не сладости и квас, а жареный сыр на палочках, дымящиеся колбаски и варенуху. Над холмами стояло зарево костров, бродили отголоски смеха и криков.
Вчера Рыска подумала, что в поселке какой-то праздник, но хозяйка заверила ее, что такое тут летом каждый день.
— Не дают выспаться, окаянные, — укоризненно проворчала тетка Ксюта, косясь в сторону особенно громко лечащейся компании, домов за пять отсюда. — Зато подзаработать можно, чтоб перезимовать спокойно. Вот пирожков напекла, пойду обойду грязи, покуда соседки не опередили.
Глаза у Рыски давно слипались, но она упрямо ждала возвращения своих работничков. Ужин приготовлен, дом убран, вот убедится, что все живы-здоровы, и наконец ляжет.
Первым появился Альк, в пятнистой от пота рубахе. Перед закрытием кормильни пришлось потрудиться — разомлевшие пьянчуги не желали покидать уютное местечко, но хозяин был строг: «Стрелолист» работал только до полуночи, надо ж когда-то и спать добрым людям.
— Все в порядке? — на всякий случай уточнила девушка.
— Угу, — мирно ответил саврянин, прямиком направляясь к колодцу.
Потом пришел Жар.
— Твою мать, — сказал Альк и упустил уже почти поднятую бадейку. Цепь с лязганьем размоталась до конца, так дернув за валик, что сруб содрогнулся. Рыска оцепенела с прижатыми ко рту ладонями. — Ты что, ограбил мольца?!
— Не клевещи на духовное лицо, чадо, — важно сказал Жар, поднимая руку в жесте благословения. Широкий рукав рясы красиво поднялся крылом. — Я-то прощу, а вот Хольга трижды подумает.
Впечатление несколько смазал круг колбасы, выпавший из парня откуда-то снизу.
— Бездуховная ты рожа! — Альк бесцеремонно наклонился, заглядывая ему под рясу. Вор поспешно обжал длинные полы, как стыдливая девица юбку на ветру.
