Саврянин только крепче стиснул рукояти — и сабли запорхали вокруг него щитом и одновременно оружием, закрутились, как мельничные лопасти, с нежным свистом пластуя воздух. Казалось, переть на такое с мечом может только самоубийца или безумец, но путник без тени сомнения шагнул вперед и вбок, вклинился между саблями, ломая их ритм, ударил по одной, отбил вторую и — Жар даже не успел понять как — свободной рукой вцепился Альку в левое запястье.
Сабля выпала. Вор, не веря своим глазам, смотрел, как саврянин, мученически запрокинув голову, оседает на колени. Все еще можно было исправить, и Альк наверняка знал как — если уж он одной косой смог восьмерых положить…
Выпала вторая сабля.
Глаза путника сверкнули желтью, словно он тоже был саврянином.
«Он меняет дорогу, — дошло до оторопевшего Жара, — тянет из белокосого дар и направляет против него же самого. Но зачем, что он пытается изменить? Что нужно этому проклятому путнику?»
Ответ пришел сам собой.
Путнику нужна крыса.
Из-за кустов показалась Рыска.
— Эй! — радостно окликнула она, пока видя только друга. — А Сива там разбойников вяжет! Одного ранил, а второй за ветку мечом зацепился, выронил и, пока искал… Ой!
Мимо лица девушки камнем просвистело и врезалось путнику в висок увесистое, добротно освященное гусиное яйцо.
Хольгино благословение не пришлось врагу по вкусу: он вскрикнул и пошатнулся, вскинув к голове руку с мечом. Жар замешкался, ошеломленный своей меткостью — слишком хорошо помнил, как дядя этого поганца увернулся от арбалета, — но второго яйца не понадобилось. Альк внезапно ожил, вывернулся из ослабевшей хватки, подхватил ближайшую саблю и полоснул своего мучителя по боку. Тот сумел отшатнуться — скорее благодаря заплетающимся ногам, чем ловкости, — но сабля оставила-таки прочерк на рубашке и, похоже, теле.
Ситуация круто поменялась. Теперь пятился путник, еле успевая отмахиваться мечом, причем уверенность стекала с его лица с каждым ударом, сменяясь бессильной злобой и паникой. Последней каплей оказалась хромая нога: она оступилась на обломках старого охоронца, и дяденькин сыночек, едва не упав, развернулся и задал драпака, прижимая локтем оцарапанные ребра. Видно, увидел, что расклад не в его пользу, и в отличие от Алька рисковать ради призрачного одного к сотне не пожелал.
— Я тебя еще достану, крыса! — ненавидяще выкрикнул беглец. — Не все ж тебе за ворами прятаться!
Сабля, крутясь, неблагородно полетела ему в спину, но поганец увернулся и исчез в темноте.
Жар издевательски заулюлюкал, однако догонять не помчался. Альк тоже пошатнулся и с размаху сел на землю. Уперся в нее руками, свесив голову и тяжело дыша, словно его мутило. Из носа капало темным. Вор наклонился над ним:
— Эй, ты как?
Альк невнятно пробормотал саврянское ругательство.
— Может, лопушком обмахать? — сердобольно предложила Рыска.
Альк повторил погромче и попонятнее. В другой ситуации друзья бы обиделись, но сейчас сочли за лучшее замолчать и дать белокосому очухаться самому, просто стоя рядышком.
* * *
— И на кого ж ты там нарвался, что он тебя так отделал? — весело, с легким превосходством спросил у Алька Сива. Его знатная добыча, скрученная собственными поясами, сидела возле камня и ненавидяще жгла победителя глазами. Жар же пригнал только трясущегося прыщавого паренька, воинственно потыкивая его в спину отобранным арбалетом. Ладонь удобно, привычно облегала рукоять — это был тот самый арбалет, с которым вор охотился на путника возле Макополя. Где-то поблизости, наверное, лежат и остальные украденные у друзей вещи. Паренек часто шмыгал носом, уверяя, что прибился к гробокопателям только этой ночью, случайно, а навьюченных коров ему кормилец поручил продать как пропитых постояльцами, но Жар и сам слишком хорошо умел плести жалостливые байки, чтобы в них верить.
Альк еле брел, время от времени потряхивая головой, словно пытаясь согнать дремоту. Рыска шла рядышком, чтобы он оперся, если что. Но саврянин держался.
— На путника, — ответил за него Жар, и наемник осекся. На путника, ого! Чудо, что такого зверя хоть прогнать удалось.
Прыщавого тоже связали и посадили к остальным. Сива и прислонившийся к дереву Альк остались караулить, Рыска вышла на местечко посветлее, пытаясь оценить нанесенный драгоценному платью ущерб, а Жар отправился разыскивать стоянку гробокопателей. Радостные и разочарованные возгласы попеременно отметили находку сумок (пустых, этой ночью воры еще не успели никого откопать), еще теплой коровьей лепешки (на дереве рядом с ней остался только обрывок привязи), лопат и…
— Хо-хо! — восхитился вор, пошире раздвинув куст.
— Ну что там еще? — устало спросил Альк. — Орган?
— Почти. — Жар наклонился и поднял за гриф цыганскую гитару.
* * *
Мельничиха проводила героев до развилки, чередуя слезливые благодарности с черной руганью на «беспокойников». Рыска торжествующе, как отбитое у врага знамя, несла свернутое платье, Жар охапкой волок трофеи. Позади Сивы плелись на привязи незадачливые грабители могил. Девчонка успела удрать, пока друзья сражались с путником, но Рыска надеялась, что воровка получила урок на всю жизнь.
Альк вроде оклемался и шел твердо, только бледность с лица сползать не торопилась.
— Здорово мы их! — торжествовал Сива, то и дело окидывая пленников благосклонным взглядом, как пастух отару. Особенно радовала его «своя» парочка. Наемник уважительно покосился на Жара и добавил: — А со вторым и впрямь будто Саший подсобил, спасибо мольцу.
— Да никакой он не молец, — проворчал Альк, — просто в молельне помогает.
Сива сник, насупился и разочарованно сказал:
— А я-то поверил…
Жар обиделся:
— Боевой дух я тебе поднял? Поднял! А чего еще от мольца нужно-то? И вообще, может, я на самом деле вскоре посох приму!
— Давай-давай, — подстрекнул Альк, — у Хольги молец в Ямах уже есть, теперь и у Сашия будет.
— А ты вообще его земное воплощение!
— Тогда пади на колени и поцелуй меня в задницу, ничтожный смертный.
Рыске стало совсем легко и хорошо. Спутники ругались — а значит, все было в порядке!
— Отведу эту мразь к голове, — решил Сива. — Может, еще какую награду выдаст, поделимся.
Но Альк покачал головой:
— Оставь себе. Не много-то я сегодня наработал.
— Хорош наговаривать, — благородно возразил наемник, — по мне, лучше два мечника, чем один путник. И с арбалетчиком вовремя ты…
— Почему ты так вышибал не любишь? — перебил его саврянин.
— А, было по молодости, — смутившись, нехотя признался Сива. — Спелся с одной шабашкой, подзаработали неплохо. Ну, первые хорошие деньги, двадцать лет, гордый, как бык… завалился в кормильню обмывать и… того… перемыл. Вроде как служанке платье порвал, в очаг помочился… помню только, что весело было. Велел хозяин меня выкинуть, хоть я и расплатился загодя, с верхом. А вышибала у них здоровенный такой был… Это я уже к тридцатнику заматерел, а тогда он меня одной рукой за шкирку, другой за пояс — и на улицу. Да не под забор, а оттащил за угол и обобрал дочиста. Даже кольцо отцовское с пальца содрал, крыса, и сапоги снял. Я на следующий день, как очухался, побежал жаловаться… а меня снова побили и выкинули. И корчмарь сидит щерится: мол, первый раз тебя, бродягу, вижу. Поделились небось. Ох, туго мне тогда пришлось… Сапоги что, а поди на новое оружие заработай! Год чуть ли не побирался, на улице спал. Тогда и спину застудил, сейчас вот приезжаю сюда каждое лето, лечу…
