Иными словами, региональными руководителями была сделана попытка повторить сценарий третий раз и продавить через Центр продолжение кулацкой операции. Первый раз они это сделали в январе 1938 г. а второй раз — весной 1938 года (когда были нарушены оба срока массовых операций установленных Политбюро: 1 —15 декабря и 15 марта —15 апреля).
«Динамика массовых операций не совпадает с динамикой чистки. Если практически во всех регионах (кроме ДВК) решение Кремля о прекращении чистки выполнили, то решение о прекращении массовых операций по меньшей мере в 10 регионах (Украина, Дальневосточный край, Ленинградская область, Туркмения, Свердловская область, Иркутская область, Красноярский край, Калининская область, Ростовская область, Чечено-Ингушская АССР, Горьковская, Смоленская, Куйбышевская, и т. д.) — (географически более половины страны, с учетом населения — 45 %) выполнено не было. А таких регионов было, видимо, больше».
Если бы им удалось это, то, возможно, аналогичные запросы поступили бы и из второй половины. По крайней мере, среди регионов, направивших запросы в 1938, были и такие, в которых решением от 31 января 1938 кулацкая операция не продолжалась, а они все равно пытались ее продлить. И это понятно — она и в Ростовской области не планировалась, а вот приняло же Политбюро такое решение по предложению Двинского.
Есть и второе важное обстоятельство, которое нужно учитывать — кадровый контекст. Напомним имена руководителей региональных органов внутренних дел, которые активно выступили в ходе «Большого террора»:
УНКВД Дальневосточного края руководил старший майор ГБ Григорий Федорович Горбач. До ДВК он управлял УНКВД Новосибирской области.
УНКВД Приморского края руководил майор Василий Федорович Дементьев. До этого он был наркомом внутренних дел Чечено-Ингушской АССР, а с июля 1937 года — начальник УНКВД Северной (Архангельской) области.
УНКВД Иркутской области руководил старший майор ГБ Борис Александрович Малышев. До этого он служил заместителем начальника 1 отдела ГУГБ НКВД СССР (Дагина).
В Читинской области органами руководил майор Григорий Сергеевич Хорхорин. До направления в Читу он служил заместителем наркома внутренних дел БССР Бориса Бермана и даже получил Орден Ленина.
УНКВД Красноярского края возглавлял капитан Антон Пахомович Алексеенко. До Красноярска служил он заместителем наркома внутренних дел Чечено-Ингушской АССР.
С 10 января 1938 года наркомом Азербайджана был старший майор Михаил Григорьевич Раев. До Баку он сначала служил заместителем начальника УНКВД Северо-Кавказского края (Дагина), затем начальником УНКВД Сталинградской области.
В Туркмении в 1938 г. наркомом был капитан ГБ Сергей Фирсович Монаков.
Наркомом Киргизии служил бывший пограничник полковник Иван Петрович Лоцманов
Нарком внутренних дел Узбекистана был майор ГБ Дереник Захарович Апресян. До лета 1937 года он служил в центральном аппарате (помощник начальника 3 отд. ГУГБ НКВД СССР).
С 31 января 1938 года наркомом в Карелии служил бывший пограничник полковник Степан Тарасович Матузенко.
Наркомом в Бурят-Монгольской автономии был бывший пограничник капитан ГБ Василий Алексеевич Ткачев.
Трудно пройти мимо одной особенности: почти все вышеуказанные руководители региональных управлений либо «северокавказцы» (Горбач, Дементьев, Алексеенко, Малышев, Раев), либо пограничники (Матузенко, Лоцманов, Ткачев). То есть за кадровые решения об их назначении ответственен М.П. Фриновский.
Таким образом, указанный выше вывод о неравномерности хода репрессий по регионам мы можем дополнить наблюдением, что в 1937–1938 гг. с точки зрения размаха (степени) репрессий можно выделить две тенденции:
— в большинстве регионов страны кульминация репрессий приходится на 1937 год;
— в ряде регионов размах репрессий в 1938 году выше, чем в 1937 г. И это были, прежде всего, те регионы, где органами руководили ставленники Фриновского.
Чтобы правильно понять происходящее, посмотрим на все глазами Сталина. Предположим, что только воля вождя стоит за всеми колебаниями политического курса в 1936–1938 гг. и ход репрессий является результатом спланированной политики. При этой интерпретации можно попытаться объяснить события 1937 года, но трудно понять, что происходило в первой половине 1938 г. Если Сталин действительно спланировал и размах «чистки», и переход к массовым операциям, то не понятно, зачем ему нужно было неоднократно менять собственные решения. Как мы видели, сначала было запланировано закончить и «кулацкую», и национальные операции в декабре 1937 г., однако, затем была установлена новая дата — апрель
1938 г., а затем и она была перенесена на осень 1938 года. Причем, каждый раз решение принималось на уровне Политбюро, и именно постановление этого высшего политического органа приходится корректировать. Неужели и это входило в первоначальный план? Зачем? При этом следует помнить, что продолжалась «кулацкая» операция не во всех регионах. Иными словами, в глазах Сталина это должно было означать, что руководство НКВД в этих регионах, либо не способно реализовать политику в установленные сроки, либо не хочет этого. «Либо он тупица, либо подозрительный человек», — сказал Сталин на пленуме 1937 году по поводу другого чекиста, «Глупость или предательство» — старая альтернатива российской истории…
Детальное исследование показывает, что в реальности контроль бы потерян не только за сроками проведения операций. В конце концов, чекистам все равно приходилось на каждое продление срока запрашивать санкции Политбюро. Гораздо важнее то, что контроль был утрачен и за размахом «массовых операций».
Как уже говорилось, самой масштабной составляющей «большого террора» была «кулацкая» операция. Контроль за ее проведением, как известно, должен был осуществляться посредством утверждения Центром для каждой области, края или республики лимита на количество арестов по первой или второй категориям. Первоначальные лимиты были установлены в тексте приказа № 00447, в дальнейшем они неоднократно повышались.
По приказу № 00447 всем республикам, краям и областям СССР было выделено лимитов на арест 268,95 тысяч человек, из них 75,95 должны были быть приговорены к расстрелу. Входе операции в августе-декабре 1937 года с мест приходили запросы о повышении лимитов, во многих случаях они удовлетворялись. В сводке «на 1 января 1938 г.» по всей стране лимиты на аресты составляли уже более 573,541 тысяч (рост более чем в два раза), из них в отношении 251,6 тысяч была санкционирована ВМН. При этом опубликованы утвержденные Политбюро и лично Сталиным лимиты за период с июля 1937 г. по декабрь 1937 г., включая лимиты приказа № 00447, только на 309 тысяч человек. Получается, что на оставшиеся 264 459 арестов письменная санкция Политбюро отсутствовала (см. таблицу 3).
Санкции на арест этих 264,5 тысяч (более 40 % от всех лимитов) руководителям республиканских наркоматов и региональных управлений были выделены приличной встрече Ежовым или им же в ходе телефонного разговора. В пользу этой версии говорит то, что самые большие в абсолютных значениях повышения лимитов, сведения о которых нет в документах Политбюро, были в регионах, располагавшихся не слишком далеко от Москвы: Ленинградской области, Воронежской области, Смоленской области, Саратовской области, Свердловской области, Челябинской области, Чечено-Ингушской АССР, Башкирской АССР, Белорусской ССР, Украинской ССР. Оттуда можно было легко, не выбиваясь из рабочего графика, приехать в столицу, отчитаться о ходе массовых операций Ежову и получить новый лимит.
