— Свидетелей отпускать? — спросил Ант.
— Да, конечно. Спасибо, товарищи. — Я повернулся к нему: — Ты что хотел? — Но я уже понял, чего хочет Ант. Пока еще не убрано тело, попробовать по его положению определить направление, откуда был произведен выстрел.
— Понимаешь, пока еще не унесли труп, может быть, определим хотя бы сторону…
Мы с Антом постарались как можно точнее приглядеться к положению тела Горбачева. Я знал, что Ант прекрасный стрелок, да и сам я как будто бы стреляю неплохо. Поэтому сейчас мы оба, не сговариваясь, оглянулись. От перекрестка в четыре стороны расходились две улицы: одна довольно широкая, Локк; ее пересекала гораздо более узкая Роозипуу. Судя по тому, что не было слышно выстрела (явный глушитель), а также по тому, как выбрано место убийства — попробуй-ка кинься во все четыре стороны, — и, естественно, по точности попадания было ясно: стрелял ас. Знаток своего дела. Хорошо, прикинем все четыре стороны. Сторона улицы Локк, ведущая к нашему управлению, верней всего, отпадала. Если не считать ее (а учитывать ее все-таки нужно), оставались три стороны: первый отрезок Роозипуу, довольно пустынный; вторая часть этой же улицы, более оживленная, на ней было два магазина — «Молоко» и «Галантерея»; и также довольно оживленная вторая часть улицы Локк. Вернее всего, стрелять могли с этих двух сторон — оживленных Роозипуу или Локк. Они сходились углом; судя по тому, как лежал Горбачев, стреляли откуда-то отсюда. Но откуда именно — с Локк или с Роозипуу? Ант смотрел сейчас в сторону Локк, и я понял, что именно его интересует. Большой девятиэтажный дом метрах в двухстах от перекрестка; весь первый этаж этого дома занимал магазин «Гастроном». Я хорошо знал этот дом; в нем было четыре подъезда, и все они выходили на улицу.
— Может быть, оттуда? — предположил Ант.
— Может быть. А может быть, и оттуда. — Я посмотрел в сторону оживленной части Роозипуу. Меня лично заинтересовал старый шестиэтажный дом. В нем, правда, было всего два подъезда; но я знал, что во всех домах этого типа в каждом подъезде обычно есть два действующих выхода — в парадное, на улицу и черный ход во двор. Внизу, на первом этаже этого дома, была мастерская «Металлоремонт».
Подошли участники опергруппы. Доклады каждого из них были коротки: пока ничего обнаружить не удалось. Девятиэтажный дом на Локк и шестиэтажный на Роозипуу были осмотрены членами опергруппы с особой тщательностью. По крайней мере, на лестницах, чердаках, лестничных площадках и у окон этих домов обнаружить пока никаких следов стрелявшего не удалось. Номера на дверях всех квартир, из которых мог быть произведен выстрел, переписаны, фамилии жильцов проверяются. Все квартиры взяты под наблюдение. Осмотр еще нескольких возможных объектов ведется оставшимися там участниками опергруппы.
Пока я выслушивал доклады, санитары стояли рядом и смотрели на меня. Я посмотрел на Анта. Он пожал плечами, махнул рукой.
— Убирать? — спросил санитар.
Я промолчал. Санитары поставили носилки на мостовую, стали перекладывать на них тело.
— Ты его обыскал? — спросил Ант.
— Только внутренние карманы.
— Подождите. — Прежде чем санитары унесли Горбачева, Ант тщательно выполнил не очень приятную, но необходимую процедуру: еще раз обыскал карманы брюк и пиджака. Но кроме того, что ожидалось — носового платка и двух ключей на брелоке, — там больше ничего не нашлось.
Естественно, мы должны были тут же сообщить обо всем происшедшем Сторожеву. Наверняка, впрочем, Валентиныч уже знал обо всем, что случилось на перекрестке в ста с небольшим метрах от входа в управление. Звонок дежурного в нашу комнату был только потому, что Горбачев вышел от Пааво. Сразу же после звонка к нам дежурный обязан был поставить в известность о случившемся начальника отдела. Поэтому, дав указание начальнику оперативной группы младшему лейтенанту Лёне Ковальчуку составить подробный и тщательный отчет, я посмотрел на Пааво. Ант, естественно, понял, что значит этот мой взгляд, и мы двинулись в управление.
Когда мы вошли в кабинет, Сторожев сидел за столом. По своей привычке — а вовсе не потому, что его, скажем, что-то волновало, — он постукивал по накрывавшему стол стеклу кончиком карандаша. Кивнул: садитесь. Выслушал подробный доклад — сначала Пааво. Ант отлично знал характер шефа, поэтому сейчас подробно и даже несколько нудно стал рассказывать все от начала до конца. Сначала о том, как Галя передала ему явщика, потом о том, как этот явщик выглядел в первые минуты и как сначала реагировал на первые вопросы; затем — как стал реагировать уже в ходе допроса. Сторожев выслушал доклад Анта, задал несколько обычных вопросов и повернулся ко мне. Я стал рассказывать все остальное. Я старался говорить без особых эмоций, подробно перечисляя все, что произошло, включая звонок снизу, то, как мы бежали к перекрестку, каким мне показалось положение тела, как шел опрос свидетелей, свои впечатления об этих свидетелях; потом о наших попытках определить сторону, откуда был произведен выстрел, и, наконец, впечатления от опроса участников опергруппы. Пааво положил на стол папку с протоколом допроса и сданные явщиком восемьдесят долларов, я — все, что нашлось в карманах Горбачева: паспорт, записную книжку, портмоне с деньгами, авторучку, брелок с ключами и носовой платок.
Выслушав нас, Сторожев бегло просмотрел протокол, паспорт. Полистал записную книжку. Как будто бы нашел что-то, вгляделся. Нет, отложил. Вздохнул.
— Вот что, Володя. Ты… ознакомился с бумагами, которые я тебе оставил утром?
С бумагами, которые шеф оставил мне утром. Сводка «14-В». Возможный провоз магнитного контейнера. «Норденшельд». Конечно, я с этими бумагами ознакомился. Судя по всему, этот вопрос означает — я все-таки должен буду заняться предполагаемой контрабандой.
— Сергей Валентинович, конечно. Я знал об этой сводке и раньше. Но сейчас еще раз, про себя, проработал.
— Очень хорошо. В таком случае у меня к тебе такая просьба — прорабатывай дальше. Так, чтобы к утру… да, к утру ты как можно больше знал о «Трансбалтик шип лайн», «Норденшельде» и всем, что с ними связано.
— Понял, Сергей Валентинович.
— И ты, Ант, тоже полистай, посмотри. Ну там, какие на этой линии рейсы, заходы. Как суда встают к стенке, каким бортом и на какой причал. Ясно?
— Ясно, Сергей Валентинович. А как же наш законный, Горбачев?
— Ваш законный Горбачев свалился, знаете, как куль на голову. — Сторожев снова, но теперь уже с досадой, полистал записную книжку. — Упустили?
Мы с Антом решили промолчать.
— Упустили. И не нужно этих взглядов и обиженного вида.
— Сергей Валентиныч, — начал Ант, — но ведь он… Он же ничего, ни с какого бока.
— Ни с какого бока. В любом случае вы должны были что-то увидеть. А если не увидеть, на худой конец хотя бы прочувствовать. Ладно. Допускаю, что оба вы здесь… ну, будем считать, как бы ни при чем. Вы понимаете — как бы. Все это. — Сторожев, будто решив составить какую-то сложную конструкцию, положил на папку с протоколом паспорт и записную книжку. Подумав, добавил туда же портмоне, авторучку, брелок с ключами и носовой платок. — Все это я пока оставляю себе. Вас же прошу заняться тем, о чем я уже говорил. И завтра утром, в девять, быть у меня. Вы все поняли?
