— Меррик тоже так думает.
— Фрэнк Меррик — одержимый. С исчезновением дочери что-то в нем надломилось. Я не знаю, делает это его менее или более опасным, чем он был.
— Вы что-нибудь можете про него рассказать?
— Да не так чтобы много. Вы, наверное, все что надо сами про него уже знаете: про обвинение, про то, что было в Вирджинии в связи с убийством Бартона Риддика, и как экспертиза идентифицировала пулю Меррика в привязке к той стрельбе. Честно сказать, меня все это не очень занимает. Прерогативой у меня был и остается Энди Келлог. Когда Меррик начал впервые проявлять с Энди что-то вроде единения, я подумала примерно то же, что и другие: мол, уязвимый молодой человек, а к нему пробует подлезть заключенный старше, жестче, но это все было не так. Меррик действительно заботился об Энди, вполне бескорыстно.
За рассказом Эйми непроизвольно покрывала рисунками желтый линованный лист блокнота, который держала перед собой на локтевом сгибе. Пожалуй, она даже не осознавала, что именно делает, поскольку, черкая карандашом, ни на лист, ни на меня толком не глядела, а отрешенно смотрела за окно, где в туманном зимнем небе виднелся воспаленный глазок солнца.
Она рисовала головы птиц.
— Я слышал, Меррик подстроил так, что его перевели в «супермакс», чтобы он мог находиться вблизи Келлога, — сказал я.
— Любопытно, из какого источника вы черпаете сведения: попадание точно в десятку. Меррик перевелся и дал всем понять, что любой, кто возымеет что-то против Келлога, будет иметь дело с ним. Даже в таком месте, как тюрьма строгого режима, есть определенные способы и средства. Единственным человеком, от кого Меррик не мог Энди уберечь, это сам Энди.
Тем временем окружная прокуратура Вирджинии запустила процесс по убийству Риддика. Он шел по кругу, и к той поре, как близился день выхода Меррика на свободу, были предоставлены соответствующие бумаги и Меррика известили, что его автоматически переводят из одного места заключения в другое. И тут произошло нечто из ряда вон: от имени Меррика в дело вмешался другой адвокат.
— Элдрич, — подсказал я.
— Он самый. Вмешательство вызвало известную сумятицу. Начать с того, что прежде никаких связей с подзащитным Элдрич, судя по всему, не имел, а Энди сказал мне, что тот адвокат сам вышел на контакт. Старик появился словно из ниоткуда и предложил взяться за дело Меррика, а позднее я выяснила, что, оказывается, на уголовных делах Элдрич даже и не специализировался. Его профиль — споры корпораций, недвижимость, все сугубо «воротничковое», а амплуа воинствующего поверенного для него нечто совершенно несвойственное. И тем не менее он увязал дело Меррика с идентификацией пули — в разбирательствах была задействована группа либеральных юристов, — и нашел необходимые свидетельства, оспаривающие факт, что убийство Риддика было совершено из того же оружия в то время, как сам Меррик находился за решеткой. Насчет идентификации пули фэбээровцы пошли на попятную, а в Вирджинии смекнули, что для обвинения в убийстве у них недобор по уликам, а для прокурора хуже нет, когда дело выглядит обреченным с самого начала. Меррик несколько месяцев провел в вирджинской камере, после чего вышел на свободу. В Мэне он свое отсидел уже сполна, так что ручки чистые.
— Он, наверное, огорчался, что Энди Келлог остался в строгаче без него?
— Безусловно, но к той поре он, видимо, решил, что есть вещи, которыми ему надо заняться на воле.
— Допустим, выяснить, что случилось с его дочерью?
— Именно.
Я закрыл свою книжицу. Надо бы спросить кое-что еще, но пока хватит.
— Хотелось бы все-таки переговорить с Энди.
— Я наведу справки.
Поблагодарив, я дал ей визитку.
— Кстати, насчет Фрэнка Меррика, — сказала Эйми, когда я уже собирался уходить. — Похоже, Риддика шлепнул все же он. Да и не только его одного, а и множество других.
— Репутация его мне известна, — кивнул я. — Вы считаете, Элдрич вмешался не к месту?
— Не знаю, для чего вмешивался Элдрич, но, во всяком случае, не из радения о справедливости. Но одно доброе дело он все-таки сделал, пусть даже нечаянно. Идентификация пули дала трещину. То же самое и дело Меррика. Если смириться хотя бы с одним из двух, то начнет расползаться вся система правосудия или по крайней мере осыплется чуть больше, чем уже успело. Если б тем делом не занялся Элдрич, быть может, я бы выхлопотала себе соответствующий ордер и взялась за него сама. Подчеркиваю, «может быть», — оговорилась Эйми с улыбкой.
— Не думаю, что вы бы захотели себе такого клиента, как Фрэнк Меррик.
— Мне даже слышать о том, что он снова в этом штате, и то не но себе.
— Он не пробовал с вами связываться насчет Энди?
— Нет. У вас нет соображений, где он может здесь обитать?
Хороший вопрос, очень достойный обдумывания. Если Элдрич обеспечил Меррика машиной, а возможно, и деньгами, то, наверное, предоставил ему и место под житье. Если оно так, то его в принципе можно отыскать и, быть может, разведать побольше насчет Меррика и того Элдричева клиента.
Я встал, думая уходить. У двери меня настиг вопрос Эйми Прайс:
— Так это дочь Дэниела Клэя вам все оплачивает?
— Нет, — ответил я, — за это она мне как раз не платит. А только за то, чтобы оберегать ее от Меррика.
— Тогда зачем вы, собственно, здесь?
— Причина та же, по которой вы могли взяться за дело Меррика. Здесь что-то не так. Это меня беспокоит. Хотелось бы докопаться до сути.
— Я свяжусь с вами насчет Энди Келлога, — сказала на это Эйми, сопроводив слова кивком.
Мне позвонила Ребекка Клэй, и я проинформировал ее о ситуации с Мерриком. Элдрич уведомил своего клиента, что на выходных сделать ничего нельзя, а в понедельник он прямо с утра обратится к судье с ходатайством о выходе Меррика ввиду отсутствия обвинений. О’Рурк высказал сомнение, что кто-нибудь из судей позволит скарборским копам удерживать его за решеткой по прошествии сорока восьми часов, даже при том, что закон в принципе позволяет им держать его еще двое суток.
— И что тогда? — спросила Ребекка.
— Уверен, что приставать к вам он больше не осмелится. Я видел его реакцию на то, что выходные ему придется провести под замком. Тюрьмы он не боится, но ему страшно потерять свободу разыскивать свою дочь. И эта свобода теперь целиком связана с вашей неприкосновенностью. После выхода я сам вручу ему судебный ордер, хотя, если вы не возражаете, денек-другой мы за этим другом все же еще понаблюдаем, на всякий случай.
— Я хочу привезти домой Дженну, — сказала она.
— Пока не советую.
— Я за нее волнуюсь. Все эти дела, они на нее нехорошо воздействуют.
— Каким образом?
— Я нашла у нее в комнате картинки. Рисунки.
— Какие?
