Купив на рынке молока, Абдул заспешил домой. Еще издали он услышал, что ребенок плачет. Сосед встретил Абдула на пороге.
— Я совсем замучился, — сказал он. — Малыш кричит, не переставая.
— Он голоден, — пояснил Абдул. — И как он иначе может пожаловаться?
Ему пришлось приложить немало усилий, прежде чем удалось накормить малыша. А когда ребенок наконец затих, Абдул покачал головой и пробормотал:
— Мне будет нелегко на старости лет научиться обращаться с тобой. Нет, мне не жалко моих усилий, мне жалко тебя. Ведь при таком неумелом опекуне, как я, тебе придется нелегко. А мне так не хочется, чтобы твоя жизнь была трудна.
Он искренне переживал за малыша.
— Да, я готов оделить тебя своей любовью, — сказал он, задумчиво глядя на спящего ребенка. — Но достаточно ли будет тебе этого?
Он в задумчивости прошелся по своей крохотной комнатушке.
— Знаешь, малыш, я поговорю с людьми, — бормотал он, будто советуясь с найденышем. — Может быть, кто-то из соседей поможет, кто помоложе и поумелее, возьмет тебя в свою семью, а? Ведь ты не против? А я буду тебя навещать. Так тебе будет лучше, поверь. У меня самого никогда не было детей, хотя мне очень этого хотелось, и я не знаю, как растить ребенка.
Он принял решение, и от этого ему стало легче.
Днем Абдул, взяв ребенка на руки, вышел на улицу. В тени большого дерева сидели люди. Вился дымок кальяна.
— Здравствуйте, — поприветствовал он сидевших.
— Здравствуй, дорогой Абдул-джан, — отвечали ему. — Иди к нам.
Молва о найденыше уже разнеслась по всему кварталу, и все с интересом рассматривали малыша.
— О, какой славный! — сказал один из сидящих в тени. — Дай-ка я подержу его на руках, Абдул-джан.
Абдул, передав ребенка, сел рядом со всеми, ему придвинули дымящийся кальян, и Абдул с удовольствием затянулся.
— Хороший ребенок! — сказал кто-то.
— Абдул-джан сделал доброе дело, — добавил другой голос. — Аллах вознаградит его.
— Да, это очень хороший поступок, — закивали головами другие, соглашаясь.
Одна из женщин сказала, с улыбкой глядя на малыша:
— Какой он чудный! Интересно, чей он?
— Известно, чей, — сказал кто-то. — Какой-нибудь одинокой женщины или вдовы. Бросила ребенка — и все.
— Какая разница? — пожал плечами Абдул. — Чей бы он ни был, он — человек.
Он обратился к одному из присутствующих:
— Рамзани!
— Что, дядя Абдул? — спросил тот.
— Рамзани, милостью Аллаха ты уже растишь семерых детей, — сказал Абдул. — Возьми в семью еще одного. Я стар и не могу воспитать мальчонку, а вот ты…
Рамзани нахмурился.
— Но я же о нем ничего не знаю. Кто его родители? Какой он веры?
— И я не знаю, — признался Абдул.
— Как же я могу взять такого ребенка в свою семью? — еще больше нахмурился собеседник. — Зачем ты мне такое предлагаешь, дядя Абдул?
Старик удрученно вздохнул. Для него самого вопросы, которыми задавался Рамзани, не играли никакой роли.
— Сестра Джанна! — обратился теперь Абдул к женщине, которая две минуты назад восхищалась малышом. — Ты много лет провела в молитвах и паломничестве ради того, чтобы иметь детей. И вот Аллах услышал твои молитвы и послал тебе сына. Возьми его себе.
Женщина передернула плечом.
— Лучше вообще не иметь детей, чем такого, — сказала она. — Не известно, чей он.
И она отвернулась к мужу, ища у него поддержки.
— Конечно. Ведь мы не знаем, индус он или мусульманин.
— А может, он и вовсе христианин, — подал голос кто-то.
— Понимаешь, Абдул-джан, — объяснял Рамзани. — Каждому дорога своя честь и своя религия. А что предлагаешь нам ты?
Абдул вздохнул.
— Вы посмотрите на малыша, — обратился он ко всем. — Ведь это человеческое дитя. Разве он чем-то провинился перед вами? Он ничем не отличается от ваших детей и мог бы расти вместе с ними. Он еще слишком мал, чтобы обходиться без матери и без отца. Я стар, и мне нелегко будет поднять его на ноги. Вот почему я прошу вашей помощи.
Но слова его не находили отклика в душах слушателей. Люди отводили глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Некоторые поднимались и молча уходили, чтобы не участвовать в этом неприятном разговоре. Предрассудки подавляли чувство сострадания и жалости к малышу.
— Абдул-джан, — сказал один из присутствующих. — Есть вещи, которые нельзя упускать из виду. Индусы живут отдельно, мусульмане — отдельно. Так было всегда, так будет и впредь. И не нам менять эти порядки. Мы не знаем, что это за малыш. Поэтому и речи не может быть, чтобы кто-то взял его в свою семью. Как может мусульманин держать неверного среди родных детей.
Все вдруг одновременно засобирались, стали подниматься. Никто не проронил больше ни слова, но Абдул почувствовал всеобщее отчуждение.
Через минуту он остался один. Он да маленький ребенок у него на руках. Абдул был расстроен. Он не ожидал от людей такой черствости.
— Им дорога их вера, их честь, — пробормотал он. — А мне всего дороже это дитя.
Малыш заплакал, словно понял, что весь этот неприятный разговор касался именно его.
— Не надо плакать, — попросил Абдул. — Ну и что с того, что они все ушли? Я ведь с тобой. Аллах еще не отобрал у меня силы и здоровье, и я смогу тебя вырастить и воспитать не хуже других.
Он уже принял решение и не собирался от него отступаться.
— Пойдем домой, малыш, — сказал старик. — Теперь ты будешь жить у меня.
Малыш перестал плакать и внимательно смотрел на Абдула своими черными глазками.
— Все у нас будет хорошо. Вот увидишь.
ВДВОЕМ
Заботы, вошедшие в хижину Абдула вместе с найденышем, были нелегкой ношей для старика. Возраст и здоровье не позволяли ему переносить тяготы жизни слишком легко, но он не роптал, считая, что если есть на то воля Аллаха, то так тому и быть.
По утрам, когда малыш еще спал, Абдул отправлялся на рынок за молоком. В молочных рядах его уже знали, как знали и об удивительной истории с найденышем, и непременно спрашивали у Абдула, как чувствует себя ребенок.
— Аллах всемилостив, — отвечал Абдул. — Я не могу жаловаться на судьбу.
Купив молока, он возвращался домой, где его ждал ребенок.
— Ты уже проснулся? — Ласково спрашивал старик. — Посмотри, какое солнце на небе. Оно радуется твоему пробуждению.
Ребенка Абдул назвал Рошаном — это имя ему очень нравилось.
