Рядом с настоящим мужчиной чувствуешь себя уверенно и спокойно. Можно побыть и дурочкой, расслабившись, спустить деньги на какую-нибудь глупость, стукнуть чужую машину, запороть важную работу. Тебя все равно прикроют. Поэтому и чужие машины целы, и на работе все в порядке, и деньги тратятся с умом.
До этого я шла по карьерной лестнице, все время повышая статус своего мужчины. И это не принесло мне счастья. Мой последний любовник был миллиардером, и все равно я не назвала бы его настоящим мужчиной. Жена его презирала, а в конце концов, и любовница, то есть я, тоже стала презирать. У него не осталось никаких чувств, кроме чувства самолюбования. Какие уж тут жертвы! А если мужчина не способен жертвовать, то его мужественность сильно вызывает сомнения.
Нас ведь всех ждет одно и то же, старость, которую никто не отменял, болезни, отчего-то ведь люди умирают, и медленное угасание, если не случится чего-то чрезвычайного. Всех, и бедных и богатых. Всех ждет одно и то же. Наступает момент, когда все мы равны. И не стоит его приближать, сжигая нервы в погоне за миражами. А деньги и власть – это миражи, как я теперь поняла.
У меня их теперь было полно, этих денег. Раньше я не задумывалась над тем, почему, согласно статистике, богатые пьют больше, чем бедные. А теперь сама стала выпивать. Сначала спиртное помогало мне отключиться. Мой мозг оказался до отказа заполнен информацией. Голова сделалась такой тяжелой, что я уже чувствовала только ее. Начались сумасшедшие мигрени. Мозг, привыкший всю жизнь пахать по максимуму, отказывался отключаться. Он требовал горючего, все новой и новой информации.
Я с удивлением поняла, что Инет похож на змею, укусившую свой хвост. Делая запрос, люди не идут дальше первой страницы. Они используют эту информацию, создавая, таким образом, новый контент. Но, по сути, в нем уже давно нет ничего нового. Много интересных вещей, из «второго эшелона», я теперь уже просто не могла отыскать. Мне выплевывали одно и то же, кучу ссылок, которые в итоге приводили меня все на ту же первую страницу в поисковике. Круг замкнулся, змея свилась в кольцо. Уже не было вещей, которых я не знала.
Через год после отъезда Макса я начала подумывать о новой работе, но потом поняла, что мое время ушло. Все заполонили оловянные пустоглазые солдатики. Добросовестные исполнители, напуганные сокращениями и увольнением. Лучше не высовываться и ничего не менять. Мне в этой системе не было места. Как бывший топ-менеждер я могу быть только руководителем, а по складу характера, как нонконформист, всегда стремиться к переменам, что сейчас не приветствуется.
Я впервые всерьез задумалась о своей личной жизни и о детях. Почему у меня их нет? Их, этих детей, хватало у моих любовников, начиная со Славы, у которого было аж трое. Мой декретный отпуск даже никогда не рассматривался, я ведь деловая женщина. Но сейчас-то что мне мешает?
Мысль о детях, видимо, и была решающей в выборе мною мужчины. Передо мной был идеальный отец, и я не могла не думать о нем, когда ходила по своим комнатам, размышляя, в которой же из них лучше устроить детскую? Эти мечты так и могли бы остаться мечтами, если бы не случай.
В нашем парке есть знаменитый на всю округу родник, по выходным к нему настоящее паломничество. Поэтому я предпочитаю ходить за родниковой водой в будни и лучше по вечерам. У меня есть фонарик, меня и зимние вечера не пугают. Не люблю стоять в очереди.
Но в этот раз я не взяла фонарик, мне показалось, что когда вокруг лежит снег, то и так светло. Спохватилась я уже на полпути к роднику и не захотела возвращаться. Снег-то снегом, но началась оттепель, и тропинка в парке сделалась коварной. Так что свой фонарик я напрасно не взяла. К воде идет длинный крутой спуск, а в этот зимний вечер случился гололед. Поэтому я поскользнулась буквально на последней ступеньке и загремела бы на землю, если бы меня не подхватили сильные руки:
– Осторожнее!
Какое-то время я была у него в объятиях, но не видела его лица. Сердце все равно застучало так, что я испугалась. Эти удары, наверное, слышит вся округа! Мужчина, который не дал мне упасть, держал меня бережно, надежно и крепко, но не тискал в объятиях и не пытался перейти границу дозволенного. Я чувствовала его запах и по спине бежали мурашки. Все тело размякло, ноги сделались ватными, руки цеплялись за мощную шею, мне не хотелось их разжимать. От него пахло мокрым снегом, сигаретами и чуть-чуть одеколоном. И еще чем-то родным. Детьми, наверное. Материнский инстинкт у женщины сильнее всех прочих. Даже у тех, кто так и не стал матерью. Поэтому я повисла на своем спасителе, как плеть, мечтая, чтобы это мгновение никогда не кончалось.
– Посветить вам? – заботливо спросил он, разжимая руки.
Это была безликая забота сильного о слабом. Точно так же он включил бы свой фонарик и для старушки, пришедшей за водой, для одинокого пожилого мужчины, для инвалида с палочкой.
– Да, спасибо. – Я, опираясь на его руку, пошла к роднику. И вдруг торопливо начала оправдываться: – Фонарик забыла. Обычно не забываю, а тут…
Зачем я врала? Я ведь никогда ничего не забываю. Но мне страшно хотелось, чтобы он так и считал меня слабой. Чтобы по-прежнему подставлял свое плечо и протягивал руку, на которую я могла бы опереться, дабы не упасть.
– Бывает, – улыбнулся он.
Пока я набирала воду, он сказал:
– Я часто гуляю с детьми в этом парке. Но иногда прихожу один, говорю, чтобы воды набрать. Хочу бросить курить, да все никак не могу. При детях неудобно, да и в квартире будет пахнуть. Прихожу сюда выкурить свою сигарету, одну в неделю. Хотя, надо, конечно, бросать.
– Я вас не задерживаю?
– Наоборот. Надо чтобы запах выветрился, а то жена почувствует и будет ругаться. Постою лишних пять минут, воздухом подышу. Воздух-то здесь, а?
Голос у него был низкий, немного насмешливый. Он подсмеивался над своей слабостью. Одна сигарета в неделю, ты подумай!
Родник находился в лощине, труб, по которым бежала вода, было несколько. И воздух, и снег сегодня были до отказа насыщены влагой. На деревьях будто лежали комья клейкого теста. Завтра-послезавтра мороз их подсушит, и они превратятся в хрустящее безе, присыпанное сахарной пудрой инея. Я нарочно не торопилась, набирая воду, чтобы продлить эти волшебные минуты. Я и он, вдвоем, в темноте, у родника. Мужчина, на которого я раньше смотрела лишь издали, и чего скрывать, мечтала о нем. Мне почти не видно его лица, он тоже вряд ли узнает женщину, с которой довольно часто сталкивается в парке.
– Идемте, я вас провожу, сегодня очень уж скользко, – сказал он после того, как моя канистра была наполнена.
Он посветил фонариком на самую нижнюю ступеньку лестницы и потянулся, чтобы взять у меня канистру с водой, хотя его руки и так уже были заняты своими двумя.
– Лучше я возьму вас под локоть, чтобы не упасть. Не беспокойтесь, мне нетяжело, – запротестовала я.
– Как хотите.
Мы медленно поднимались по ступенькам. Я старалась шумно не дышать, чтобы не выдать своего волнения. И не коситься на своего спутника, чтобы как следует его рассмотреть.
