— Это приглашение для твоего сына на выставку в Staatliche Kunstakademie Dusseldorf
[15].
— Но как… Но он…
— Не волнуйся, у него будет учитель немецкого языка, я думаю, он быстро станет настоящим немцем и настоящим художником.
— Но…
Она не смогла договорить. Он притянул ее к себе, обнял и поцеловал так нежно, что у нее закружилась голова и все возражения унеслись куда-то вслед за гудевшей за окнами вьюгой.
А потом Ральф уехал в гостиницу, оставив номер своего мобильного, а Наталья взяла большой чистый лист бумаги и стала записывать, что нужно сделать до отъезда. Самым первым пунктом был, конечно же, разговор с Сеней.
И только ложась вечером спать, она обнаружила в кармане коробочку — подарок Леммана.
— Ой, как неудобно получилась! — подумала женщина, открывая футляр, и замерла: на бархатной подушечке лежало кольцо с прозрачным камнем, играющим всеми цветами радуги. Наталья с замирающим сердцем смотрела на камень, недоумевая — неужели это ей, Наталье Васильковской, женщине, еще три года тому назад убиравшей грязные подъезды, подарили такое… такое?.. Она вытянула руку и посмотрела на пальцы. Рука как рука, пальцы могли бы быть подлиннее, поизящнее, маникюр посвежее. И пока мозг оценивал, может ли она носить такие украшения, руки действовали. С прямо-таки благоговейным трепетом Наталья вынула кольцо из уютного гнездышка, надела на палец и снова вытянула руку, любуясь игрой света в прозрачных гранях. А потом подошла к зеркалу, расчесала волосы и, глядя на свое отражение, произнесла:
— Фрау Лемман. Guten Tag
[16], фрау Лемман, — и вдруг разрыдалась. Это были слезы радости, слезы расставания со старой жизнью, слезы встречи с неизвестностью. Ей было одновременно и радостно, и тревожно, страшила неизвестность — как воспримет эту новость Арсений. Немного успокоившись, она взяла бумажку с телефоном Ральфа и набрала номер.
— Лемман, — пророкотал тот.
— Ральф, Ральф…
— Наташа? Что случилось? — в его голосе слышалась тревога.
— Нет, ничего, я нашла твой подарок…
— О, nein… Нет! Это не есть правильно! Я должен был стать на колено и надеть его тебе на палец.
— Ральф, обещаю, тебе обязательно представится такая возможность.
* * *
Наталья замолчала. Она сидела на стуле, низко опустив голову, и теребила подол юбки.
— Ты прости меня, девочка, — сказала она после продолжительной паузы, — наговорила я тебе всего. Я очень надеюсь на твою помощь. Поговори с Сеней, пожалуйста, тебя он точно послушается.
— Хорошо, я подумаю, как ему лучше обо всем рассказать.
— Спасибо тебе.
К утру план был готов. Сразу после школы Вера отправилась в мастерскую к Кузьмичу. Дверь открыл Сеня. Увидев подругу, он радостно засиял.
— Привет, ты к нам? Проходи.
Вера вошла в комнату.
— Верочка, детка, что-то ты нас совсем позабыла! — радушно встретил ее хозяин. — Просто так забежала или по делу?
— Просто так. По делу.
— Ну, по делу так по делу. Садись, рассказывай.
Кузьмич протер сиденье единственного в комнате стула сомнительной чистоты тряпкой, окрашенной во все цвета радуги.
— Да я… — замялась Вера.
— Может, чаю хочешь? — с полуслова догадался художник.
— Да-да, чаю.
— Давай-ка, Арсений, дуй в магазин, купи чего-нибудь к чаю. Да смотри не в ларьке, мне там недавно старое печенье подсунули. В гастроном сбегай, на проспект. А мы пока чайник поставим.
Сеня схватил куртку, натянул шапку. Вера прошла вслед за Кузьмичом в маленькую кухоньку.
— Садись, рассказывай, что стряслось, — Кузьмич уселся за стол.
Вера села напротив и рассказала о предложении Ральфа. Кузьмич слушал внимательно, изредка кивая.
— Да-а-а, — сказал он, когда рассказ подошел к концу, — жалко. Парень уж больно хороший. Привык я к нему. Ну да что я, парню расти надо. Ты не переживай, детка, поговорю я с ним, никуда не денется, поедет. Эх, расстроила ты меня! — дедок поставил на плиту здоровенный чайник, вернулся за стол и тяжело вздохнул.
Хлопнула дверь — это был Арсений. Румяный от мороза, довольный, он ввалился в кухню и замер, словно что-то почувствовал.
— Садись, Сеня, — потянул его за рукав Кузьмич.
— Сейчас, куртку сниму.
— Потом снимешь, посиди с нами.
Мальчик сел, крутя головой и переводя взволнованный взгляд с Веры на учителя.
— Вот что, Сеня, — начал Кузьмич, — тебе надо поехать поучиться.
— Нет, — Арсений замотал головой, — нет!
— Ты головой-то не крути. Не крути. Дело такое: я тебя всему, чему мог, научил. Теперь ты меня должен учить. А как ты будешь учить? Сам поедешь, опыта поднаберешься, потом вернешься и мне расскажешь. Там, за границей, профессора, они знаешь, какие умные. О-го-го! Понял? Давай, дуй домой, собирай вещи. Пару годиков там покантуешься и приедешь. А я тебя тут буду ждать. Добро?
Сеня сидел, низко опустив голову. Потом еле заметно кивнул, поднял на деда грустные глаза.
— А как же чай? — и улыбнулся.
Через две недели он уехал. Шел сильный снег, Вера стояла у окна и смотрела, как Сеня с матерью и Ральфом грузили вещи в такси. Арсений поднял голову, увидел ее в окне, помахал. Хлопнули дверцы, заскрипел снег под колесами машины. Наступали ранние зимние сумерки, а Вера все стояла у окна и смотрела, как снег заметает следы. Это была ее первая в жизни разлука.
Глава 10
Вера проснулась от звонка мобильного телефона. С трудом продрав глаза, нащупала на тумбочке трубку и подскочила от ужаса: звонил Олег, часы на телефоне показывали одиннадцать.
— Ты где? — в голосе Олега звучали насмешливые нотки.
— Дома, я проспала! Кошмар!
— Вызови такси!
— У меня нет денег! Только на автобус! — Веру охватила паника, необходимость поддержания статуса вылетела из головы.
— Верунь, дай номер вчерашнего таксиста, я сам с ним договорюсь, — не забывая о конспирации, сказал Олег.
— Я сама, — Вера уже взяла себя в руки.
— Ну, сама так сама, — Олег почувствовал металл в голосе собеседницы и понял, что настаивать бесполезно. — Тогда в полвторого у больницы. До связи.
Вера побежала умываться.
— Ма! — жалобно простонала она, увидев на кухне мать. — Дай денег!
