Вот все, что удалось нам узнать о товарище.
14. В горячих боях
Я стал выбирать нового ведомого. Остановился на летчике Иване Щербакове. Он был старым, опытным работником авиационной школы и подготовил не один десяток боевых летчиков. Сам он попал на фронт недавно. У Ивана Щербакова слух был неважный, но в воздухе благодаря шлемофонам слышал превосходно.
Пилотировал он хорошо, но мне хотелось проверить его боевые качества. Говорили, что он очень горячится в бою, чуть завидит противника — бросается на него очертя голову. Это обстоятельство следовало учесть.
Вылетели мы с ним парой. Над территорией врага я заметил впереди, ниже нас, два вражеских самолета. Щербаков был чуть ближе к ним. Не успел я оценить обстановку, как услышал голос Ива-, на. Нарушая дисциплину, он крикнул мне:
— Прикрой, я атакую! — и бросился на немцев. Один вражеский самолет упал. Но в этот миг на
Щербакова бросилась вторая пара — она заходила сбоку, в хвост его самолета.
Передаю ему: «Щерба, сзади фрицы!» — и захожу в хвост одного из самолетов. С первой очереди сбиваю его. В это время на меня сверху «навалилась» еще одна пара. Я завязал с ней бой. Туго пришлось нам — мой ведомый своим тактически неправильным, необдуманным ходом нарушил весь порядок
На аэродроме после посадки я подозвал Щербакова и долго говорил с ним. Тщательно, до мелочей, разобрали мы наш бой.
— Запомните раз и навсегда, — сказал я, — нельзя нарушать боевой порядок пары.
Хорошо дралась пара Александрюка и Васько, и я поставил в пример другим спаянность и согласованность их действий.
Так, оттачивая свое мастерство, мы били врага.
…Мы целый день в воздухе. На большой высоте перелетаем через линию фронта. Внизу дымка в ярких разрывах — на земле идет жаркий бой. Видны пожары: немцы, отступая, жгут дома, станции, склады. Зарево полыхает днем и ночью. Летая над
Ригой, часто вспоминаю своего ординарца. Ищу воздушного противника…
Прибалтийские фронты — 1-й, 2-й, 3-й — наносят врагу удар за ударом.
Наша группа за несколько дней очистила от немецких «охотников» порученный нам участок фронта. Мы сбили двенадцать вражеских самолетов. У фашистских «охотников» пропало желание залетать на нашу территорию. Они стали уклоняться от боя и, по всему чувствовалось, были сильно деморализованы.
15. «Домой»
После изнурительного летного дня мы едем на отдых в поселок. У нас во дворе живет рыжий песик. Зовут его Джек. Сначала он побаивался Зорьки, скулил, когда она появлялась, забивался в угол. Но когда медвежонок решил расправиться с ним, как с Кнопкой, Джек зарычал и вцепился Зорьке в ухо — нашел уязвимое место. Медвежонок взвыл и бросился наутек. Несколько дней они выжидающе поглядывали друг на друга. А как-то утром я увидел умилительную картину: медвежонок спит, а рядом, положив голову ему на лапу, дремлет Джек
Мы стали брать Джека с собой на аэродром. Он первый выскакивал из машины и вместе с Зорькой носился вокруг самолетов. Пес был сообразительный, аккуратно брал свою порцию, съедал ее в сторонке, быстро научился служить. Забавная была парочка — Зорька и Джек! Неуклюжий медвежонок и юркий песик спешат по аэродрому в столовую. Зорька сопит, переваливается, а Джек семенит, хвост у него кренделем. Джек подскочит, шаловливо куснет за ухо медвежонка, тот замахнется лапой, и начинается борьба. Потом, видимо, спохватятся и мчатся наперегонки в столовую.
Хозяйка, старая и болезненная женщина, исстрадавшаяся за время немецкой оккупации, рассказывала, что, когда здесь были немцы, фашистский офицер раз чуть не убил собаку: он изо всех сил ударил Джека сапогом. Долго Джек пролежал на месте, а потом исчез. Явился худой, отощавший, когда немцы уже были изгнаны из этих мест.
…Прошло еще несколько дней. Бои шли на ближайших подступах к Риге. Задание командования выполнено, получаю приказ вернуться с группой в свою часть.
Чуть свет мы были уже на аэродроме. Собираясь в обратный путь, прихватили с собой и Джека — хозяйка нам его подарила. Мы погрузили все свое «хозяйство» в «Ли-2», тепло попрощались с летчиками и полетели «домой».
16. Письмо от отца
Наша часть находилась на старом месте. По-прежнему было затишье. Нас ждали с нетерпением. Весь полк, выстроившись на аэродроме, встречал мою группу.
Я поздоровался с летчиками и кратко отрапортовал командиру о результатах командировки.
Чупиков похвалил нашу группу и, крепко пожимая мне руку, сказал:
— О тактике и методах боя с немецкими «охотниками» доложите завтра на конференции.
Там, где приземлился «Ли-2», собралась целая толпа. Джек виновато вилял хвостом: у него в воздухе был приступ «морской болезни». Зорька же была в неистовом восторге: она узнала «дом» и бросалась от одного летчика к. другому. Кто-то притащил Кнопку. И когда медвежонок по обыкновению схватил ее и она завизжала, Джек в два прыжка очутился около Зорьки. Он стал, рыча, теребить медвежонка за ухо. Зорька рявкнула и выпустила Кнопку, но на Джека не напала: они мирно уселись рядом.
Радостно встретил меня Хайт. Он притащил целую пачку писем.
Сначала я прочел письмо отца. Меня потрясло его сообщение: старший брат Яков погиб в 1942 году в боях под Сталинградом. Отец писал также о том, что вернулось несколько человек, угнанных немцами в рабство вместе с моим братом Григорием. Они рассказывали, что Григорий попал в группу советских людей, отправленных фашистами в концлагерь под Люблином, очевидно в Майданек. Этим все было сказано. Они говорили, что Григорий был настолько слаб, так исхудал от всех истязаний и мук, что, вероятно, и не доехал до Майданека.
О Якове и Григории отец сообщал кратко и скупо. Видно, ему было тяжело писать. Каждый поймет, что я пережил, узнав о гибели братьев, особенно о том, как погиб Григорий.
Отец заканчивал письмо так: «Из-за тебя, сынок, и меня уважают. Но, делая свое дело, помни, что не для себя лично ты воюешь, не для своей славы, а ради всего нашего советского отечества».
Пришло письмо и от старых однополчан. Василий Мухин, как всегда тепло, писал, что товарищи меня вспоминают, что воюют они неплохо, особенно отличается Евстигнеев. Наспех, перед боевым вылетом, Василий сделал приписку: «Очень горюю, что не могу перевестись к тебе. Без тебя мне скучно и на земле и в воздухе. Где бы нам назначить друг другу встречу — в Ображеевке, Гомеле или Берлине?»
Не забывал меня и старый колхозник Конев: приглашал в гости, сообщал о том, как работает для фронта колхоз.
Весь вечер летчики моей группы делились с товарищами впечатлениями о боях на 3-м Прибалтийском фронте. Хайт не отходил от нас и слушал с горящими глазами мои рассказы о боях на подступах к Риге.
На следующий день в полку проводился разбор полетов моей группы. Наши доклады на конференции подробно обсуждались.
14 октября 1944 года мы узнали, что накануне советские войска освободили Ригу. Радостно возбужденный, прибежал ко мне поделиться новостью Давид. Приятно сознавать, что и наша группа летчиков участвовала в освобождении столицы Советской Латвии.
