Честно говоря, так и не понял, то ли это реализм, доведенный до абсолюта, то ли там совсем «другой язык». Было бы неплохо, если бы этот язык оказался нам понятен. А то ведь кто-то что-то говорит, а ты, разинув рот, делаешь вид, что понимаешь, и восторгаешься, и рукоплещешь. Но все лишь потому, что создатель фильма – твой кумир. Или просто не решаешься противоречить наиболее ретивым его восхвалителям. Лично меня успокаивает только то, что этот другой язык «не для дебилов».
Кстати, у Александра Сокурова по поводу языка кино собственное мнение:
«Кино как искусство не сформировало еще своего языка, своего независимого языка. Я имел в виду, что кино постоянно пользуется услугами то литературы, то живописи, то фотографии, то театра. А вот собственного, абсолютно независимого, рожденного внутри у него еще мало».
Ну почему же нет? Ведь был же свой язык у Дзиги Вертова, основанный на оригинальном монтаже. Да и не может быть киноязык универсальным. А впрочем, тут нет смысла спорить – у каждого кинорежиссера собственное мнение, не говоря уже о зрителях.
Вообще-то я далек от того, чтобы давать советы дипломированным сценаристам и режиссерам, однако вот что хотелось бы сказать. Конечно, есть некоторая часть зрителей, которые в восторге от фильмов Сокурова, Германа и Муратовой, им это, что называется, в жилу – не стану пояснять, по какой причине. Но если такие фильмы им нужны просто позарез, пусть они их и финансируют, если не хотят смотреть ничего другого.
Один из аргументов в пользу создания подобных фильмов может быть в том, что они предназначены исключительно для завоевания наград на кинофестивалях, в особенности тех, что проходят за рубежом, – а это уже работа на престиж своей любимой родины. Можно рассматривать такие фильмы и как авторский эксперимент, однако опыты дешевле производить на узкоформатной пленке и демонстрировать специалистам, скажем, на кинофестивале «Завтра», основанном покойным Иваном Дыховичным. Но все это не более чем мнение одного из обычных зрителей, а вовсе не кинокритика и не киномана.
А вот еще одно откровение Германа-младшего в связи с последним фильмом его отца:
«Картина технически будет доделана за три-четыре месяца. Потом будет премьера. Потом будет премьера соответственно в Петербурге. Первый показ. Возможно, будет на каком-то крупном международном фестивале, но не в конкурсе, потому что это неправильно. Папе не надо ни с кем соревноваться».
Вот тоже не пойму – то ли не надо, то ли просто не с кем? На мой непрофессиональный взгляд, подлинное искусство существует отнюдь не по законам спорта, ну а распределение призовых мест на кинофестивалях – это как раз, может статься, для дебилов. Ну, чтобы знали, что следует, а что не следует смотреть, чем нужно непременно восторгаться, а что принято в культурном обществе ругать. Однако не стану вдаваться в эту тему – как-никак речь о последнем фильме недавно ушедшего из жизни кинорежиссера.
Глава 20. Кино как бизнес
От абсолютной реальности в кино перейдем к оценке реалий нашей жизни, высказанной Германом-младшим:
«Общество заблудилось в словах и лозунгах. Мы – страна растерявшаяся. Мы запутались. Разрушены глубинные коды социального поведения. Как поступать правильно? И, главное, зачем? Одни люди нам говорят, что мы должны почему-то немедленно ввести евро и войти в Европу, где нас не очень ждут, кстати. Другие твердят, что надо везде ввести танки и всех стращать. А консолидации нации так и нет. У нас общество болтологии. Все болтают – как вместе сделать так, чтобы жить стало лучше. Но при этом в стране уже нет базовых понятий «хорошо» и «плохо», есть лишь тактические ситуации».
Про болтологию все правильно, ну вот и здесь в какой-то степени болтовня по поводу весьма нетривиальных тем. Истина рождается, как известно, в споре, так что без дискуссии, хотя бы и заочной, нам никак не обойтись, поскольку в том, что касается базовых понятий, не могу с режиссером согласиться: есть они, есть – достаточно вспомнить известные всем христианские заповеди. Беда в том, что их почти никто не соблюдает, а в основном следуют законам рынка. Но почему?
«Мы сами уже не те. Тогда в глубине души мы верили, что мы лучше всех на планете. А потом поняли, что живем на общих основаниях и ничем не отличаемся от остального мира. Что у нас будут такие же супермаркеты, машины и марки чая, такое же потребительское общество. И вот мечты сбылись: у нас все – или почти все – такое же. Возникает во прос: чем мы как нация отличаемся от остальных? В чем мы другие? Жить в одном большом супермаркете – глобализованном мире – у нас как-то не получается. Выходит, что, как только мы потеряли мессианскую составляющую, мы проиграли».
По поводу того, что потеряли – это вряд ли. Есть еще Пушкин, Достоевский, Чехов, Лев Толстой, Булгаков и Платонов – книги их стоят на полках магазинов во многих странах мира, и никто не собирается их бросать в костер. Если позволительно так сказать, то мессианскую роль русской литературы еще никто не отменял, а потому рано горевать по поводу того, что мы все проиграли. Дело тут в другом. Если прежде на первом месте стоял человек с его нравственными переживаниями, поисками истины, попытками осчастливить человечество, пусть иногда крайне неудачными, то вот теперь приоритетом стал личный кошелек. И между прочим, не мы это придумали. А изменить такое понимание смысла бытия смогут только русская литература и русское кино. Тут, повторюсь, я согласен с мнением Сокурова.
Ну вот и Герман-младший не верит в то, что нас спасут политики:
«В глубине души и демократы, и недемократы понимают: во всем, что они говорят, есть какой-то изъян. Но остановиться и сказать: «Ребята, давайте разберемся!» – никто не хочет. Отсюда и эта истерическая попытка перекричать друг друга, как на стадионе: кто громче заорет, тот и прав. В итоге наша жизнь перешла из области движения вперед в область громкости звука».
Все истинная правда! Я даже лет тридцать как перестал ходить на стадион – вместо того чтобы получать удовольствие от игры, старательно зажимаешь уши. Теперь весь смысл футбола в том, кто из болельщиков кого перекричит – к примеру, бело-голубые или красно-белые. Увы, дошло и до того, что даже художники не в состоянии между собой договориться. Ярким примером служит конфликт, связанный с попытками возрождения «Ленфильма».
Но для начала о том, что Герман-старший говорил о ситуации с московской киностудией:
«У нас существует стенограмма, где глава АФК «Система» говорит, что он лично назначил директора «Мосфильма» Карена Шахназарова. И, кстати, жалеет об этом, потому что творцов не надо назначать. Впрочем, насчет творцов не стоит преувеличивать – не Тарковского назначил. Так кто же этот человек? Я это говорю, и меня заливает непонимание и гнев. Как это может быть, что в демократическом государстве какой-то богатый человек назначает директором очень большой и важной для страны киностудии своего человека?»
Вот это опасение, что киноискусством станет управлять бизнес, станет диктовать, какое кино надо снимать, а какое попросту невыгодно, – все это и вынудило известных петербургских режиссеров включиться в борьбу за возрождение «Ленфильма». Вот что на эту тему говорил Сокуров: «Культура – это индустрия. А кинематограф – тем более индустрия. Надо в этом разбираться. Надо понимать, зачем нужны киностудии, зачем нужен «Ленфильм», чем он должен отличаться от «Мосфильма» и каков политический подтекст существования такой сильной, мощной студии, как «Ленфильм». Мы декларируем «Ленфильм» именно как студию исторического, авторского, гуманитарного, национального кино и одновременно как студию дебютов. Ни одной такой студии в нашей огромной стране нет».
