– Если появится статья, то сразу же прозвучит залп других статей, ее опровергающих, – такими словами директор института объяснял свою позицию.
Вот почему я снова набрал номер телефона президента Академии наук СССР.
– Публикаций, по-видимому, никаких делать не следует. Из ваших слов явствует, что явление есть, и нужно ждать открытий, а вот вице-президент Котельников говорит: никаких явлений не обнаружено.
А как же недавние опыты в подвале с Кулагиной? «Выброс», «сумасшедший эффект»? Все, что я видел и слышал в лаборатории? Это же было? Не где-нибудь, а в том самом институте, где директорствовал вице-президент!
– Прежние публикации возбудили нездоровые тенденции, – объяснил президент, – часть людей бросилась сломя голову к экстрасенсам, да и Джуна ваша лечит с переменным успехом.
– Но все-таки лечит, – не сдавался я. – Ведь многие врачи подтверждают – взгляните на эти материалы!
Джуне нравилась служба в ИРЭ АН СССР
– Вы слышали что-нибудь о комете Галлея? – спросил меня президент. – Так вот, о ней, как и о вашей Джуне, не следует писать, чтобы не будоражить население. Может, комета Галлея, приближаясь к земле, и не заденет нас хвостом, а может, и заденет, кто его знает. А паника среди людей начнется, если писать об этом.
А я за свое:
– Защитите Нинель Кулагину, она же великий феномен. Ее чтят во всем мире, едут из Австралии только для того, чтобы на нее посмотреть, едут из США, всех стран Европы. А дома она слывет шарлатанкой. Она ведь на днях приезжала в Москву, в институт академика Котельникова, между прочим. И предметы движет, и стрелку компаса крутит, и луч лазера рассеивает, и на приборы воздействует!
– Насчет приборов я что-то ничего не слышал, – заметил Анатолий Петрович, по-видимому, кое в чем осведомленный относительно опытов в подвале.
– Не слышали, потому что страшатся, не докладывают, зная ваше отношение. Но разве можно науку развивать в страхе…
Я помнил из характеристики физиков: президент академии – «человек широкополосный», как я понял, человек широких взглядов, допускающий полемику с теми, кто с ним не согласен; вот и решил пополемизировать.
– Семьдесят пять публикаций ругают телекинез. Авторы их – академики, профессора, доктора наук, но никто не видел, что это такое. Но пишут, не ведая сути явления.
– Дело непонятное, – миролюбиво настаивал на своем Анатолий Петрович, – не следует возбуждать к нему нездоровый интерес.
– Давайте так и напишем, мол, дело, действительно непонятное, нужно в нем разобраться. Хотя для меня давно ясно – явление существует.
– Вот и академик Кобзарев так считает, – заметил президент, – он убежден, явление есть. А вот академик Блохин говорил мне совершенно противоположное, что комиссия врачей пришла в ужас, познакомившись с Джуной.
– Академик Кобзарев изучал явление. А вот академик Блохин не только экстрасенса Джуну, он доктора Илизарова до сих пор не признал, его не избирают в академию медицинских наук даже в члены-корреспонденты…
– Да, – заметил президент, – что касается Илизарова, тут я с вами полностью согласен, вот стоит передо мной товарищ, он его поставил на ноги.
– Звоните через неделю, – снова обнадежил президент.
Взял я давно заготовленную беседу с «профессором Ю. Васильевым» и вписал в нее слова, резюмировавшие состоявшийся телефонный разговор.
«Редакция обратилась к президенту АН СССР академику А.И. Александрову с вопросом: изучается ли описанное явление в нашей стране?
– Да, – ответил А. П. Александров. – Дело это непростое. Перед физиками встают трудные проблемы: эксперименты с людьми только начаты. Поэтому преждевременно говорить о каких-то открытиях, реальности явления. В то же время таких людей как Е.Ю. Давиташвили, Н.С. Кулагина, которые, не жалея сил и здоровья, проводят опыты в лабораториях, причислять к мистификаторам нельзя. Повторяю – нужно работать».
А вскоре произошло еще одно важное событие:
– Приезжай скорее, – позвала меня взволнованная Джуна.
Глава четвертая,
где рассказывается о первых экспериментах в подвале Института нормальной физиологии и открытии «эффекта Джуны», сочиненных по этому поводу стихах, а также об огорчениях, доставляемых испытуемой в атмосфере застоя и безгласности, царивших в 1982–1983 годах; о долгожданной встрече с президентом АН СССР и его письме, которым был вознагражден автор за терпение и настойчивость; о первой публикации, где академики выражали благодарность феномену, и последовавших вслед за тем опровержениях, реферате «Академия и лженаука», в коем выражалось сомнение в наличии чувства юмора у автора, а также о чудесных исцелениях, когда совсем не до смеха…
Откликнувшись немедленно на зов «Приезжай скорее!», я поспешил к Джуне и застал ее чрезвычайно возбужденной, собиравшейся впервые посетить «свою» лабораторию. И хотя слово свою беру в кавычки, все же, положа руку на сердце, нужно признать, что если бы не Джуна, то еще не скоро бы подобная лаборатория появилась. Да и появилась бы она вообще?! Она возникла только после ее приезда в Москву, и довольно быстро. Ни один день ее жизни не прошел без забот о «своей» лаборатории. Всех, кого только могла, она «мобилизовывала». Каждый помогал, чем мог: один содействовал тому, что вопрос обсуждался в инстанциях, другой помогал приобретать аппаратуру, третий шел на прием к должностному лицу и так далее, всего уже не упомнить, не пересказать. В общем, тому, что именно 25 ноября 1982 года, а не, скажем, 1990 года, в лабораторных условиях началось изучение феноменов, мы во многом обязаны неутомимой самоотверженной Евгении Ювашевне.
Сели мы в машину, вместе с фотографом Дмитрием Чижковым, поехали в центр, прокладывая маршрут. Никто у дверей института не встречал. По длинному коридору подвала мы подходили к дверям, на которых стоял номер 78. К встрече все приготовили: термовизор, акустический ящик, экранированную камеру и еще какие-то сложные приборы. Был готов чай и булки.
Все стояли на местах. В медицинском кресле восседал раздетый до пояса испытуемый, атлетического сложения и артистической внешности молодой физик, сотрудник лаборатории. На цветном экране термовизора появилась в красках грудь атлета, окрашенная в сине-зеленые цвета. Джуна подошла к испытуемому и как обычно стала водить рукой вокруг головы, плеч, груди, не прикасаясь к телу. Медленно, но заметно цвета на экране начали меняться – синие позеленели, зеленые – порозовели, а в некоторых местах стали краснеть, что означало: температура на поверхности тела возросла. Особенно покраснело у испытуемого в области горла и ключицы.
– У тебя хронический тонзиллит и переломана ключица, – продиагностировала, глядя на экран термовизора, Джуна, радуясь, как ребенок. Это же открытие! – Можно делать объективный диагноз, экран все подтверждает…
