● Апрель 2000 года. От пули киллера погибает Георгий Поздняков – личный телохранитель Владимира Кумарина. СМИ интерпретируют это убийство как «черную метку» для лидера тамбовских.
● Апрель 2000 года. На страницах петербургской «Смены» Владимир Кумарин выступает с программным заявлением под заголовком «Тамбовцы, как и петербуржцы, – это всего лишь жители российских городов». Кумарин сетует на то, что почти все заказные убийства в Петербурге пресса и правоохранительные органы связывают с тамбовским преступным сообществом, и рассматривает данный факт как целенаправленную атаку на него и его друзей.
● Май 2000 года. Появляются слухи о некоем ростовском воровском сходняке, где якобы принято решение мочить тамбовских.
● Май 2000 года. Покушение на Вячеслава Энеева (Зверь), который, по некоторым сведениям, в последнее время принадлежал к тамбовской бизнес-группе.
● Июнь 2000 года. На набережной канала Грибоедова застрелен Ян Гуревский, один из ближайших помощников Кумарина.
● 23 июня 2000 года. Эпохальная встреча в «Англетере»…
Скорее всего, какие-то события в этом перечне я упустил, о каких-то, возможно, просто не знаю. С другой стороны, на мой взгляд, было бы неправильно со стопроцентной уверенностью утверждать, что все эти эпизоды однозначно лежат в русле противостояния Кумарин – Яковлев. Вполне допускаю, что некоторые из них явились следствием абсолютно других причин. Но поскольку пришлись абсолютно к месту и ко времени, то были успешно использованы пиарщиками (или, как там было в «Крестном отце»? Consigliere{ Советник (ит.).} как той, так и другой стороны, для нагнетания обстановки и ответных контрвыпадов. В данном случае, в частности, речь может идти об убийствах Позднякова, Гуревского, Дахьи. По имеющейся информации, помимо принадлежности к тамбовским, у покойных имелась куча самых разных проблем (в том числе с бизнесом), нерешение которых (либо, напротив, решение) могло стоить им жизни.
Версий возникновения войны между Кумариным и Яковлевым в свое время было предложено предостаточно. Одни считали, что дело всего лишь во взаимной личной неприязни двух состоявшихся олигархов (что-то вроде: поспорили как-то раз Березовский и Гусинский, кто из них круче? Вышли они в чисто поле и давай дубинами махать…); другие считали, что война эта инициирована некоей третьей силой, которая намеренно стравила две крупнейшие в городе бизнес-группировки – на роль третьей силы примеряли и подзабытого Александра Малышева, и, естественно, воров во главе с бравым Хасаном, и грезящих о былом могуществе казанских. В бандитских кругах, как водится, ходила версия о милицейской провокации (и находятся же еще люди, которые до сих пор готовы верить во всесилие отечественных спецслужб!). Наконец, были и такие, кто считал, что происходившее стало следствием внутритамбовских разборок.{ Кстати, если подходить по этому, чисто формальному признаку, то действительно потери среди тамбовских представляются несоизмеримо большими. К ним же приплюсовывают случившееся три года спустя убийство Кости Могилы. С одной стороны, говорят, что месть – это то блюдо, которое следует подавать холодным. Но с другой… Как-то это все выглядело бы до примитивности просто – слишком уж явно лежит на поверхности. (Хотя все равно Кумарину, похоже, еще долго придется доказывать, что в данном случае крайний отнюдь не он.)} Но в любом случае, как уже говорилось в самом начале главы, доподлинно это теперь знает лишь один человек – Владимир Барсуков. А спрашивать его лично об этом вряд ли имеет смысл – и дело не в том, что боязно, а в том, что вряд ли он будет с кем-либо откровенничать на сей счет…
…Я присутствовал на этой встрече в «Англетере», хотя абсолютно не стремился к этому. Да, собственно, и не в курсе был, что такая встреча готовится. То есть в данном случае инициатива исходила от обоих договаривающихся – мне просто позвонили и попросили поучаствовать. Первым был Константин, который сказал: «Андрей, мы собираемся пересечься. Не мог бы ты подъехать тоже?» Скорее всего им нужен был нейтральный человек, который засвидетельствовал бы это событие. Я же к тому времени был знаком и с Кумариным, и с Яковлевым. Особо подчеркиваю – знаком, а не дружен.
Надо сказать, что тогда эта встреча отразилась в моей публикации отнюдь не в полной мере. Может быть, по причине ощущения, что во всем этом есть расчет на то, чтобы использовать прессу, журналиста. Да и мне, признаться, не очень хотелось выступать в роли эдакого придворного летописца, который поприсутствовал на заключении сицилийского мира. Было абсолютно понятно, что я приглашен именно для того, чтобы факт встречи получил огласку. Но в первое время газеты отреагировали на это событие довольно вяло. Это уже гораздо позже пошли заголовки «Война и мир» и т. д.
Длилось это «эпохальное событие» не более получаса. Впрочем, с точки зрения внешнего антуража, ничего эпохального не было: маленький столик, кофе, минералка, внешняя охрана. Да и речь шла о простых до банальности вещах – о мире и дружбе. «Вот, Андрей, – говорили они, – мы при тебе жмем друг другу руки». Константин несколько раз повторил, что «никто ни на кого ничего не имеет». На что Кумарин отвечал, мол, не иметь-то не имеет, но… Словом, как мне показалось тогда, Кумарин чисто интонационно дал понять, что ему все же пришлось прощать больше, чем Яковлеву.
Кстати, впоследствии пресса активно обмусоливала этот момент, прикидывая варианты относительно того, кто из них двоих первым попросил о встрече (якобы это могло свидетельствовать о признании поражения). Однако не думаю, что в данном случае речь могла идти о каком-то проявлении слабости – это были люди совершенно другого ранга, никто из них ни при каких обстоятельствах не позволил бы диктовать себе условия. И все же, опять-таки исходя из личных ощущений, мне кажется, что какое-то сложно передаваемое моральное превосходство было у Кумарина. Нет, конечно, там и речи не шло о том, чтобы Константин признал свою неправоту. Но вот какой-то подтекст ощущался… Я бы сказал, что Кумарин держался более уверенно, в большей степени чувствовал себя хозяином положения.
Так состоялась питерская встреча в верхах. Скорее всего, тогда два этих человека сидели за одним столом последний раз.
* * *
В воскресенье, 25 мая 2003 года, около 17 часов в центре Москвы автомобиль «Ниссан-Максима» темно-зеленого цвета свернул с Земляного Вала в узкий переулок Обуха, направляясь в «Совинцентр». На заднем сиденье находились Константин Яковлев и его подруга Марина Волина, за рулем – профессиональный водитель, москвич Сергей Чиков, а справа от него – охранник Яковлева Денис Царев, сотрудник петербургского охранного предприятия «Сириус-Форт». В переулке около здания представительства ООН дорога делает крутой поворот в сторону Воронцова Поля, поэтому Чиков притормозил. Едва машина замедлила ход, по пандусу со двора Института питания, находящегося на реконструкции, скатился черный мотоцикл с двумя седоками в шлемах. Мотоцикл поравнялся с «ниссаном», и неожиданно его седоки, выхватив укороченные автоматы Калашникова, открыли по машине шквальный огонь…
Когда приехали сотрудники милиции и скорая, вызванные милиционерами, дежурившими у представительства ООН, все было кончено: из продырявленной машины извлекли трупы трех мужчин и истекавшую кровью женщину в шоковом состоянии. Марину Волину спасло чудо: в то мгновение, когда началась стрельба, она успела пригнуться. Введенный в Центральном округе Москвы план перехвата «Вулкан-5» результатов не дал. Преступники, скорее всего, бросили где-то мотоцикл и скрылись на ожидавшей их машине. Криминалистам лишь осталось собрать гильзы и брошенные автоматы. Позже экспертиза установила, что эти «калаши» нигде не светились – в милицейских базах данных этих стволов не было.
