За что воюем?
Самое поразительное, что правоохранительная система все еще действует. Тюрьмы переполнены, колонии не пустуют. При этом многие милиционеры попросту не понимают, из-за чего они горбатятся. Зарплата – традиционно низкая; льготы на поверку – минимальные; работы – больше, чем предусмотрено любыми разумными нормативами. Один прославленный сыщик, имя которого хорошо известно в преступных кругах, летом 1992 года с горечью подводил итоги своей службы:
– У меня иногда такое впечатление, что мы попросту не нужны государству. Мы обращаемся со своими проблемами во все мыслимые и немыслимые инстанции, выступаем в прессе – никакого толку. Иногда приходит мысль: а не напрасно ли я угробил жизнь на это?
Объяснение тут одно: призвание. Известный факт: выходя на пенсию, многие опера вскоре заканчивают свое земное существование. Организм привык работать в предельном режиме, сердце не выдерживает безделья… Можно, конечно, как и прежде, положиться на энтузиастов, но это то же самое, что вообще закрыть глаза на проблемы.
Настоящий оперативник находчив и хитер, вынослив и живуч как кошка. Он знает, как угодить привередливому следователю и прокуратуре; как ублажить своего начальника и обвести вокруг пальца чужого. На оперативника жалуются все кому не лень. Терпилы, преступники, прокуроры… Он всегда между двух огней и привык к самым невозможным и фантастическим требованиям. В недалеком прошлом, например, он должен был обеспечить, чтобы уровень преступности на его микроучастке строго соответствовал научным, политически грамотным показателям. Чтобы раскрываемость была не ниже, чем в прошлом году. Существовал также закон «Об укрывательстве преступлений» – этот закон предусматривал суровое наказание всякому оперу, осмелившемуся сокрыть преступление (не зарегистрировать уголовное дело). Одним словом – клещи! С одной стороны, дай статистику хорошую, с другой – не смей преступления укрывать! (Кстати сказать, настоящий опер ценится не только за розыскные способности, но и за умение красиво отшить заявителя – так, чтобы терпила не пошел затем жаловаться по инстанциям.) Слабые не выдерживали, но сильные закалялись. Проработавшие благополучно не один год превращались в таких бойцов, которых не удивишь никаким приказом. Надо поймать снежного человека? Будет – со всеми официальными показаниями, опознаниями, признаниями, очными ставками и прочим.
Чтобы опер не терял спортивно-боевую форму, начальство выдумывало ему все новые и новые поручения и задания. Например, опер должен был раскрыть определенное количество преступлений при помощи обратившихся в честную веру преступников, то есть попросту говоря – агентов. Поскольку честных преступников хронически не хватало, оперативник находил порой простой выход: он сочинял их. Так в делах появлялись, скажем, некие Федя или Кеша, которые благополучно кочевали из одной отчетности в другую, выполняя благородную задачу в деле улучшения показателей.
Кто-то слишком лихо закрывал дела, не успев вникнуть в их суть. А кто-то слишком рьяно за них брался, выколачивая сведения из упрямых урок недозволенными методами. Сажая на скамью подсудимых других, опер знал, что никто не вечен под луной и что все, грешные, под Богом ходят. Злополучный кошелек, который Жеглов положил в карман вора, увы, атрибут розыскного искусства и по сей день.{ Впрочем, в наши дни гораздо популярнее коробок с наркотой или пара патронов. И дело тут не только в том, что наказание за их ношение куда как строже. Просто с принятием нового Кодекса об административных нарушениях по уголовной статье преступник пойдет лишь в том случае, если сумма, лежащая в подрезанном кошельке, превышает 5 МРОТ. Кстати, карманники по достоинству оценили гуманизм наших законодателей, переключившись на новые формы работы с населением: «Одна старушка – 10 копеек, а 10 старушек – уже рупь!» И при этом, заметьте, никакой уголовщины! Дальше – больше! Отныне бороться с карманниками милиции стало просто экономически невыгодно. Поясняю: 23 апреля 2008 года во втором чтении Государственной думой были одобрены поправки в законопроект, который по-новому определяет юридический термин «мелкая кража». Раньше таковой считалось похищенное стоимостью менее ста рублей, теперь – менее тысячи. Соответственно, уголовная ответственность для вора может наступить лишь после превышения этого порога. В противном случае – ответственность административная: штраф в пятикратном размере от стоимости похищенного либо административный арест на 15 суток. Вряд ли после думских поправок количество карманников кардинально вырастет. А вот оперативники, которые с ними борются, столкнутся с серьезной проблемой. Все дело в специфике этой борьбы. Известно немало случаев, когда находчивые сыщики, задержав вора и обнаружив, что тот украл меньше ста рублей, подкладывали в бумажник потерпевшего несколько купюр, чтобы набралась необходимая для возбуждения уголовного дела сумма. Иначе (не доложив денег) преступника пришлось бы отпустить, расстроив его лишь штрафом. Другими словами, если Жеглов подбрасывал Кирпичу чужое, то сегодня опер подкладывает потерпевшему свое. Теперь представьте, сколько же оперу придется добавлять личных денег, чтобы показатели его работы резко не снизились. И это при скудной милицейской зарплате!} Кого винить в этом? Наивно заблуждаются те, кто считает, будто между сыщиками и преступниками – стена. Нет, всего лишь черта, условленная законом. Она способна стать стеной для одних, ее может не заметить в пылу работы другой, третий переступает ее намеренно, хотя и не без сомнений. Интересный факт: в застойные годы в тюрьму чаще садились офицеры. Теперь львиную долю осужденных составляют сержанты и рядовые. Факт безотрадный, ибо свидетельствует он скорее о падших нравах сержантского состава, чем о высоком моральном духе офицерства. Переступить роковую черту можно действительно незаметно. Во времена застоя, например, районное начальство почти обязывало сотрудников ОБХСС заботиться о том, чтобы дефициты из подведомственных им магазинов уходили не только «налево», но и «направо», то есть к заслуженным работникам милиции.
Криминал? Вроде бы еще нет. Директор магазина рад услужить родной власти, купля-продажа производится по закону: по номиналу и с чеками. Отовариваются достойные люди, которые в знак благодарности просто исключают данный магазин из сферы своих профессиональных интересов. Но тот же злополучный опер мог незаметно переступить черту: склонить своего агента к активной деятельности, не понимая, что агент сам уже давно использует своего патрона в корыстных целях.
До поры до времени все эти противоречия, проблемы, неразбериху в той или иной мере сглаживала и облагораживала Большая идея. Когда Хрущев клялся на съезде, что через двадцать лет он пожмет руку последнему преступнику, это впечатляло. Заставляло позабыть на время и о нищенской зарплате, и о глупости инструкций. Правоохранительная машина работала исправно. Нравственные приоритеты были достаточно ясно обозначены. Преступник, попавшийся, скажем, на валютных операциях, мог нахамить сыщику, предложить ему взятку, но он никогда бы не позволил себе заявить вслух на допросе, что сыщик выполняет глупую, никому не нужную, да к тому же и малооплачиваемую работу…
Нынче же взятки воспринимаются как откупное: берите, но только не мешайте делать деньги. Из перепродажи, из фальсифицированного спиртового продукта, из меди, оружия, наркотиков… Закон? Ему не подчиняются даже президенты. Власть? Это еще нужно посмотреть, какая из них победит. Собственность? Была ваша, завтра станет нашей, а послезавтра хоть потоп. Бывшие деревенские парни, прошедшие армию и сменившие армейские погоны на милицейские, теряются в этом мутном водовороте в считаные месяцы: сегодня ты гоняешься за мафией, а завтра она вполне официально нанимает тебя в качестве охранника – тут у кого угодно крыша поедет. Да что там говорить про рядовых, если и среди офицеров бродят настроения, которые можно выразить фразой: «За что воюем?»
