– Ты в безопасности, пока эта линия не прервана, – строго сказал Малькольм. – Понятно?
Макхаддиш кивнул, нервно сглотнув. Лицо Малькольма помрачнело.
– Скажи это! – приказал он. – Скажи, что понимаешь!
– Я… понимаю… – произнес скотт с очень сильным акцентом.
Уилл удивленно поднял бровь. Он впервые услышал, чтобы скотт что-то сказал. И вообще, это было первое подтверждение того, что он понимает аралуинский язык, с тех пор, как они его захватили. Впрочем, было бы бессмысленно посылать на переговоры с Кереном того, кто не говорит по-аралуински.
Но Макхаддиш не просто сказал – он ответил на вопрос Малькольма. А это означало, что целитель постепенно начинал руководить запуганным скоттом. Уилл бросил взгляд на Хораса. Его друг сидел, склонив голову и потупив взор. Рейнджер понял, что слишком интересуется происходящим. Он последовал примеру друга и тоже опустил голову, натянув на нее капюшон плаща. Так он мог наблюдать за тем, что делает Малькольм, не возбуждая лишних подозрений.
Колдун между тем расхаживал по поляне, отбрасывая блики на деревья своей серебряной шляпой и размахивая длинным посохом из ствола терновника, сучковатого, искривленного и отполированного до блеска за многие годы. Сейчас он держал его над своей головой.
– Треугольник из черных кругов завершен, – обратился он к лесу. – Я держу в руках священный скипетр из темного дерева. Мы защищены от тебя, Сертрекниш!
В ответ из чащи послышалось злобное рычание. На южном краю поляны, откуда они пришли, между деревьев вдруг вспыхнул красный свет и тут же погас. Вслед за этой вспышкой показалась другая, чуть ближе к ним и к западу от первой, как будто это был тот же огонь, движущийся по кругу.
Малькольм встал в центре поляны. Уилл посмотрел на остальных. Тробар и скандианцы, не покидая своего круга, испуганно озирались по сторонам, ожидая очередных вспышек. Макхаддиш делал то же самое. Целитель же между тем пристально наблюдал за пленным военачальником. Как только внимание скотта было отвлечено, он просунул руку за балахон и достал из внутреннего кармана небольшой пакет. Шагнув к костру, он опустил пакет на угли.
Очередная вспышка показалась на северо-западном краю поляны. Потухнув, огонь оставил после себя столб дыма, который стал распространяться вдоль деревьев.
Малькольм начал пятиться назад, приближаясь к съежившемуся Макхаддишу.
– Не подходи, Сертрекниш! – воскликнул он. – Пламя костра и черный треугольник запрещают тебе входить на эту поляну.
Не успел он сказать это, как ярким красным светом вспыхнул сам костер и из него поднялись клубы розового дыма. Уилл понял, что это взорвался пакет, который в костер подложил колдун несколькими секундами ранее.
Скандианцы, Тробар и Макхаддиш закричали от потрясения. Чуть запоздав, к общему хору присоединились Уилл с Хорасом. Затем, когда красноватый дым распространился над костром, языки пламени уменьшились и едва не погасли, как будто им не хватало воздуха. На поляне стало гораздо темнее. Казалось, деревья подошли ближе к костру. В полумраке вытянутая фигура Малькольма отбрасывала длинную пляшущую тень.
– Клыки Горлога! Это еще что такое? – воскликнул один из скандианцев.
Все повернулись туда, куда он указывал пальцем.
Среди тумана, окутавшего деревья на севере, они увидели призрачное красное сияние. Но это было не просто сияние – сквозь него проступало ужасное лицо. Это лицо тут же исчезло, но успело запечатлеться в сознании. Треугольная физиономия с пустыми раскосыми глазницами и зловеще ухмыляющимся черным ртом с огромными собачьими клыками. Подбородок покрывали спутанные пряди бороды, а сквозь шевелюру всклокоченных волос проглядывали два изогнутых рога.
Ночную тишину прорезал жуткий хохот, эхом облетевший поляну по кругу, и присутствующие здесь люди невольно пытались разглядеть того, кто издавал этот смех, оставаясь невидимым.
Затем высоко над поляной снова появилось лицо, на этот раз как бы освещаемое изнутри. Оно наклонилось над собравшимися людьми, потом воспарило над поляной, удалилось за деревья и, казалось, взорвалось тысячами искр. Когда искры потухли, ночь показалась еще темнее.
Когда призрак исчез, Малькольм пригнулся, а потом затряс своим посохом, словно безуспешно прогоняя демона. Споткнувшись, он упал на колени, но перехватил посох покрепче и указал им на дымовую завесу, где снова появилось зловещее лицо:
– Уходи, Сертрекниш! Я запрещаю тебе приближаться! Уходи!
Лицо исчезло, но его сменило новое видение, отчего наблюдатели снова не сдержали крики ужаса. В тумане – или, как подумал Уилл, на фоне тумана – выросла огромная фигура в гигантском рогатом шлеме и с зазубренным топором в руках. Она несколько секунд повисела в воздухе, а затем тоже растворилась.
«Ночной воин», – подумал Уилл. Он уже видел этого призрака у Черного озера. На этот раз призрак пропал так быстро, что наблюдатели не поняли, видели ли они его на самом деле или он только им почудился.
От костра теперь осталась лишь кучка тлеющих углей. Малькольм неуверенно поднялся на ноги, стараясь не выходить за пределы нарисованного им треугольника. Направив посох к окружающим их деревьям, он воскликнул:
– Держись подальше! Я предупреждаю тебя!
По всему лесу между деревьями пробежала целая серия вспышек, отбросивших мелькающие тени на поляну и тут же погасших. И впервые за все время раздался голос самого Сертрекниша, низкий, гулкий, леденящий кровь:
– Огонь умер. Сила треугольника иссякла. Я отведаю кровь одного из вас.
Один из скандианцев вскочил на ноги, сжимая в руках боевой топор, но Малькольм простер руку и остановил его:
– Оставайся на месте, глупец! Он говорит, что собирается отведать кровь только одного из вас. Кровь скотта.
– Не-е-е-е-ет! – Из горла Макхаддиша вырвался душераздирающий вопль.
Для скандианцев жуткое демоническое лицо, возникшее над поляной, было всего лишь ужасным призраком. Но для Макхаддиша оно было порождением самых страшных кошмаров и принадлежало чудовищу из легенд, которые он слышал с детства, пожирателю плоти, разрывающему тела и отрывающему конечности. И не только. Среди суеверных скоттов Сертрекниш считался самым опасным демоном, воплощением самого зла. Он не просто убивал своих жертв. Он высасывал их души, восполняя таким образом свои силы. Если Сертрекниш высосет душу человека, то для того уже не будет возможно никакое посмертное существование, никакое успокоение в конце длинной дороги.
И от жертвы не останется никакой памяти, потому что если человека поглотит Сертрекниш, то его имя будет вычеркнуто из списка рода и его родственники должны будут навечно стереть воспоминания о нем.
На Празднике мертвых, когда семьи молятся о своих предках и преподносят им дары, этого человека никто не будет ждать, и его злой дух обречен вечно бродить неприкаянным.
