— Мне кажется, именно она во всем виновата! — поделилась
Вероника с теткой.
Впрочем, развернуть свою мысль ей не удалось: в дверь начали
звонить требовательно и длинно.
— Может быть, это милиция? — с надеждой спросила
Зоя.
Однако это был Дима Дьяков в паре с новым телохранителем.
— Знакомьтесь! — радостно возвестил он, отходя в
сторону, чтобы его находку было хорошо видно. — Осип Рыськин, лучший
бодигард из всех, каких я знаю.
— Боди кто? — изумленно переспросила Зоя.
— Гард, — услужливо подсказал Рыськин и наклонил
голову, словно он был на балу и собирался пригласить даму на танец.
— Это телохранитель, Зоя! — прошипела Вероника и
улыбнулась Рыськину. — По-английски так произносится.
— Ося! — представился тот. — Запомните мое
лицо, девочки, чтобы ни с кем не спутать.
Лицо его запоминалось без труда. Оно оказалось большим,
желтым и больным. Под глазами висели дряблые мешки, а сами глаза были цвета
тухлой трески, забытой на рыночном прилавке. Пара жидких слипшихся прядей висела
над переносицей, претендуя на то, чтобы называться челкой. Вероятно, с мытой
головой Рыськин мог считаться блондином, но сейчас его масть определить было
весьма затруднительно. Только большой рот казался веселым и активным. Он
постоянно двигался — то обнажал зубы, то раздвигался в стороны, то складывался
розочкой, делая Осино покойницкое лицо хоть сколько-нибудь живым.
— Осип будет постоянно находиться возле подъезда в
машине, — сообщил Дима Дьяков и вытащил из портфеля два сотовых. Один
подал Веронике, другой — ее телохранителю. — Вот, здесь записаны номера.
Можете перезваниваться по мере надобности. Когда вам, Вероника, нужно будет
куда-то выйти, вы предварительно звоните Осипу, и он встречает вас у дверей.
— Хорошо, — кивнула Вероника. — Осип, не уходите.
Я чувствую, что скоро захочу выйти.
— И правильно! — неожиданно обрадовался Дима
Дьяков. — Нечего сидеть взаперти из-за какого-то придурка! Если показывать
всякой мрази, что ты ее боишься, она совсем распоясается.
— Это вы так считаете, потому что вас шнуром не
душили! — мрачно заметила Зоя, и Дима мгновенно затух.
— Боссу, как назло, нужно на некоторое время уехать из
Москвы, — пробормотал он, пятясь к двери. — Он так переживает!
Придется поить его транквилизаторами, чтобы он хоть немного поспал в самолете.
— Пусть летит спокойно, — покровительственно
заявил Рыськин. — За его невестой я уж пригляжу. Кстати, где у вас туалет?
Он скрылся в указанном направлении, а Вероника шепотом
спросила у Дьякова:
— А как же он будет спать, пить и есть без сменщика?
— На ночь его будет подменять наш человек! —
заверил ее Дима, спиной перешагивая через порожек. — Но ночью вряд ли кто
на вас покусится. А днем Ося будет во всеоружии. Ося — ас своего дела, вы в
этом сами убедитесь.
Ас просидел в уборной две четверти часа и, когда вышел,
показался Зое с Вероникой еще более желтым, чем прежде.
— Куда поедем? — спросил он, потирая руки.
— Сначала завезем мою тетю домой, а потом — в
Сокольники.
— Гулять? Наводить панику на врага своим бравым видом?
— Мне нужно в тамошнюю гостиницу, — пояснила
Вероника. — Встретиться с одним человеком.
Однако, как вскоре выяснилось, «одного человека» в гостинице
не оказалось.
— Киру Николаевну только что увезли, — со странной
трусливой интонацией пояснил плоский тип, который дежурил за конторкой.
Сказалось впечатление, что всего одно касание — и он
сложится пополам, словно длинная тонкая бумажка. Каждое свое слово тип
подтверждал кивком головы, которая даже на взгляд казалась тяжелой и клонила
его вниз.
— Что значит — увезли? — всполошилась Вероника. —
Кто увез?
— Человек, — пожал тот плечами. И после некоторого
раздумья добавил:
— Мужчина. Некрасивый такой… Лысый, как кулак.
Вероника подпрыгнула на месте и даже раскинула руки, словно
собиралась хватать лысого.
— Если они не сразу сели в машину, вы их еще
догоните! — ободрил тип, выстукивая на своей конторке барабанную дробь
всеми десятью пальцами. — Идите туда, направо!
Вероника бросилась к выходу, но Рыськин оказался проворнее.
Он оттер ее плечом и первым выкатился на улицу.
— Стой, Вероника! — закричал он, загораживая от
нее солнечный свет широкими плечами. — Сначала я, после ты.
Вероника отпихнула его и помчалась по тротуару странными
зигзагами, словно муха, по которой хлопнули полотенцем.
— Давай в машину! — на бегу крикнула она Рыськину,
потому что уже увидела Киру Коровкину.
Тип в гостинице не соврал: Кира собиралась нырнуть в «Ниву»,
за рулем которой сидел лысый. Вероника заметила отвратительный розовый затылок
и страшно возбудилась.
— Кира! — завопила она во всю мощь своих
легких. — Остановитесь! Не садитесь к нему, он завезет вас в лес и убьет!
Кира не слышала. Она захлопнула дверцу, и автомобиль рванул
с места, словно пришпоренная кобылка. В этот миг Рыськин подрулил к тротуару и
крикнул в открытое окошко — Залезай скорее, крючок тебе в жабры! Вероника
прыгнула в «Жигули» и ловко защелкнула ремень безопасности:
— Осенька, ты понял, за кем гнаться? — азартно
крикнула она.
— Осенька уже гонится! — буркнул тот, ловко
маневрируя в мощном потоке транспортных средств. Он вился ужом по шоссе, и
расстояние между ним и «Нивой» неуклонно сокращалось.
Однако проклятая машина внезапно свернула в какой-то
переулок и исчезла из виду. Рыськин проскочил поворот, поэтому пришлось сделать
приличный крюк, чтобы вернуться на прежнее место. «Нива» обнаружилась во дворе
большого старого дома возле подвальчика с деревянной лошадью над входом и
надписью «Троянский конек».
— Может, еще не поздно? — воскликнула Вероника,
выпутываясь из ремня. — Может, лысый собирается ее накормить-напоить и
только потом прикончить? Не станет же он на глазах у почтенной публики душить
ее шнуром?
— Почему обязательно шнуром? — вмешался
Рыськин. — Даму можно «сделать» иначе. Например, пригласить на обед и
отравить.
Вероника глянула на него дикими глазами, потом схватилась
двумя руками за ручку и вытолкнула дверцу наружу.
— Погоди! Я первый! — завопил Рыськин. —
Тормози, пистон тебе в седло!
Но Вероника его не слышала. Резвой козой она доскакала до
подвальчика и в мгновение ока пересчитала каблуками ступеньки. Рыськин бросился
было за ней, но на полдороге внезапно остановился и схватился за живот.
Некоторое время пыхтел, потом в полусогнутом состоянии проследовал к двери
«Троянского конька» и сдавленным голосом спросил у «мальчика» на входе:
