Когда Рыськин догнал клетчатого, они принялись волтузить
друг друга. И тут воздух сотрясла серия мощных ударов в дверь. Вероятно,
спецслужбы наконец-то добрались до места происшествия и решили взять уборную
приступом. Вероника закрыла голову двумя руками и зажмурилась.
— Я случайная жертва, — шепотом бубнила она себе в
коленки. — Когда меня спросят, кто я такая, так и скажу. Случайная жертва…
После криков, грохота и шума борьбы все наконец стихло, и
Веронику потянули за руки вверх. Потом кто-то обнимал ее за плечи и нашептывал
нейтрально-успокаивающие слова, но она предпочитала не разжимать глаз и шагала
вслепую.
— Вам не о чем волноваться, — увещевали ее. —
Психа уже поймали и увезли. И раненого увезли. Здесь остались только вы и
второй свидетель его бесчинств. Тот мужчина в клетчатой рубашке.
Вероника мигом распахнула глаза.
— В клетчатой рубашке?! — закричала она. —
Так это и есть псих! А вы что, забрали Осю?!
— Извините, конечно, — хмыкнул один из ее
спасителей, — но мужчина в клетчатой рубашке был жестоко избит. А.., как
вы там сказали? Ося, да? Так вот, Ося был разъярен, дик и имел при себе оружие.
Неужели вы не слышали, как он стрелял?
— Это не он стрелял, а тот, который валялся на
полу! — закричала Вероника. — Седой в бобрике!
— Этот в бобрике неизвестно, выживет ли, — сердито
ответили ей. — А ваш Ося в отличной форме. Бурлит, как гейзер. Знаете, как
он к вам рвался? Даже зубами клацал!
Очутившись на улице, Вероника принялась звонить Каретникову.
— Матвей! — закричала она в трубку, когда тот
ответил. — Рыськина загребли! В ментовку!
— Да что ты говоришь? — изумился тот. — А за
что?
— Его схватили по ложному обвинению! Он ввязался в
драку в уборной мебельного центра. Там был один псих, и Осю с ним перепутали.
— Дорогая, не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. Я
немедленно позвоню Дьякову, он все уладит. А пока езжай домой. Я не хочу, чтобы
ты шаталась по городу без охраны. Вдруг тебя опять захотят душить!
Пряча телефон в сумочку, Вероника пробормотала:
— Это ты, дорогой, еще не знаешь, что меня давили
машиной…
Водить она не умела, поэтому пришлось запереть «Жигули» и
оставить их на стоянке. Выбравшись на шоссе, Вероника тотчас же увидела
автобусную остановку и подумала: «Все равно я уже почти в Химках. Может быть,
попробовать позвонить подруге Инны Головатовой? Вдруг она дома? Я просто
обязана узнать про этот наезд как можно больше». Конечно, она сразу же подумала
о стареньком «Москвиче» и женщине в зеленом. А кто бы не подумал? Возможно,
есть какие-нибудь свидетели происшествия, которые описали машину Если это
действительно «Москвич», за рулем которого сидела женщина, тогда человек в маске
не соврал. Действительно, умереть должны все.
Подруга Инны Головатовой оказалась дома и ответила на
телефонный звонок сразу, будто бы сидела перед аппаратом.
— Я кое-что знаю о подоплеке этого дела, —
официальным тоном заявила Вероника — Не могли бы мы встретиться? Как можно
скорее — Подъезжайте, — разрешила та и объяснила, каким транспортом
добираться.
«Еще одна училка!» — тут же поняла Вероника, когда Татьяна
открыла ей дверь своей квартиры. Она была маленькой и довольно полной, со
строгой прической и твердым преподавательским взглядом. Единственное, что
выпадало из образа, так это огромная растянутая кофта, накинутая на плечи и
завязанная узлом под подбородком.
— На улице жара, а я мерзну, — жалко улыбнулась
хозяйка.
— Это на нервной почве, — кивнула Вероника. —
Просто у вас стресс. Я сама в последнее время постоянно в стрессе, поэтому знаю
наверняка.
— Инночку убили! — с надрывом сказала Татьяна,
доведя гостью до комнаты и свалившись на диван. — Я была с ней до самой
последней минуты. Это так страшно! Представляете, она умирала и все говорила
про какие-то ботинки.
— Ботинки? — насторожилась Вероника. — А вы
не могли бы рассказать поподробнее?
— Ах, боже мой! — приложила руки к груди Татьяна.
Грудь у нее была большой и высоко поднятой.
«Когда-нибудь ее сделают завучем», — промелькнуло в
голове у Вероники. Все завучи, которых она знала, имели такую же воинственную,
забранную в броню грудь.
— Инна бредила, — продолжала тем временем
Татьяна. — И бред всегда начинался с одного и того же — с какого-то
конверта. Она собиралась показать кому-то какой-то конверт. А потом увидела
ботинки. «Те самые ботинки» — вот ее точные слова. Ее как-то беспокоили эти
ботинки. Будто бы в них заключалась некая постыдная тайна, Инна узнала эту
тайну и занервничала. Да, и обращалась она все время к некой Ире. Говорила:
«Ира, Ира, ну у тебя и аппетиты! Сидела бы со своими пряниками!» По-моему, это
чистой воды бред.
— Бред, — пробормотала Вероника и сжала пальцами
виски. — Но очень информативный.
— А вы-то сами что знаете? — внезапно вспомнила
Татьяна. — По телефону вы сказали, будто бы знакомы с подоплекой дела.
Какого, кстати, дела?
— О наезде на Инну. Понимаете ли, меня ведь тоже едва
не сбили машиной. И все потому, что я, как и Инна, стала свидетельницей
преступления.
— Ну да? — открыла рот Татьяна.
— Я не могу разглашать, — промямлила Вероника, в
голове у которой бешено вращались шестеренки. Она просто не хотела, не могла
отвлекаться на болтовню, которая ее сбивала. — Кстати, как все случилось?
— Инна переходила дорогу. Дело происходило поздним
вечером, было уже темно, и убийца без проблем удрал с места преступления.
Говорят, Инну сбил «Москвич». Он и выскочил-то непонятно откуда! Конечно, его
ищут, но… Свидетелями происшествия оказалась лишь пара припозднившихся
пешеходов. Ничего вразумительного они так и не сказали.
«Вот тебе и на! — думала Вероника, подпрыгивая на
заднем сиденье троллейбуса и завороженно глядя в окно. — Наверное, это тот
же самый „Москвич“, и Инну убила все та же женщина в зеленом. Значит,
действительно ничего личного. Все дело в смерти Нелли Шульговской. Ну,
допустим, я видела лысого, и он это знает. Ведь я вышла на крыльцо прямо вслед
за ним, и он наверняка обернулся на стук захлопнувшейся двери. А Инна что, тоже
видела лысого? То есть он засветился той ночью по полной программе? Очень,
очень странно».
Вероника принялась размышлять о том, что так мучило Инну
Головатову перед смертью. Конечно же, говорила она не про какую не про Иру, а
про Киру. Это ясно, как дважды два. «Сидела бы со своими пряниками!», вот что
она сказала, подразумевая родную Кирину Тулу.
С ботинками тоже все более или менее понятно. Она наверняка
имела в виду ботинки Тараса Шульговского. «Те самые ботинки». Те самые, которые
они обсуждали с Кирой накануне происшествия в доме отдыха. Хорошо, что Татьяна,
рассказывая, употребила выражение «постыдная тайна». Это сразу же натолкнуло
Веронику на мысль.
