Когда Родю навестил отец, Константин Константинович, привезя из города разные сладости, то он рассказал ему про студента-беса. Отец лишь улыбнулся и высказал свое мнение: по-видимому, это студент-химик и к нечистой силе никакого отношения не имеет.
— Он в церковь не ходит! — поддержала внука бабушка Фрося, осеняя себя крестным знамением. Ее иссеченное морщинами лицо нахмурилось: сынок живет в городе, а не понимает таких простых вещей.
— К сожалению, среди молодежи стало весьма модно причислять себя к атеистам и нигилистам, — тяжко вздохнул отец. — А без веры нельзя — тогда беспорядок в делах и умах людских.
— Я же говорю, бес он! — непримиримо поджала губы сухонькая старушка, и Константин Константинович, зная упрямый нрав матери, поспешил перевести разговор на другую тему.
Робкие возражения отца избавили Родю от последних сомнений в бесовской природе ссыльного студента.
— …Избави мя от всех навет вражиих, от всякаго колдовства, волшебства, чародейства и от лукавых человек, да не возмогут они причинить мне никоего зла. Господи, светом Твоего сияния сохрани мя на утро, на день, на вечер, на сон грядущий, и силою Благодати Твоея отврати и удали всякия злыя нечестия, действуемые по наущению диавола, — быстро, скороговоркой говорила бабушка. Ее морщинистое лицо, похожее на сушеную грушу, выражало надежду и веру, что ее молитва защитит неразумного внука от бесовских происков. — Кто думал и делал — верни их зло обратно в преисподнюю, яко Твое есть Царство и Сила, и Слава Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь!
Одиннадцатилетний Родя испытал облегчение, когда молитва закончилась, но продолжал стоять на коленях, ожидая разрешения бабушки, полагающей, что негоже после святых слов немедля бежать куда-то сломя голову.
Наконец, кряхтя, она стала с трудом подниматься, а он вскочил, словно мячик, и сразу сник под осуждающим взглядом старухи.
— Ладно, ступай на двор, постреленок, — смилостивилась она. — Только не балуй и к обеду не опаздывай — на солнышко поглядывай, оно подскажет.
— Слушаюсь, бабушка Фрося, сделаю, как вы сказали.
Родя вышел на улицу и зажмурился от яркого, раскаленного солнца, сразу вспотев под жаркими лучами. Никого из ребят не было видно, и он решил, что все уже купаются на речке. Вечно ему приходится плестись в хвосте мальчишечьей компании из-за причуд бабушки! То не делай, туда не пойди, молитв заставила выучить больше, чем за год на уроках Закона Божьего.
— Эй, ребятенок, погоди! — послышался сзади голос, и Родя обернулся.
Местный почтальон, дядька Тимоша, с неизменной пухлой черной кожаной сумкой, поманил его пальцем, и Родя осторожно приблизился к нему. Полный, вспотевший мужчина в наглухо застегнутой почтальонской форме выглядел неважно, что было неудивительно при такой жаре. Он обмахивал себя фуражкой, но, видно, это мало помогало.
— Ты Фросин внучонок?
— Он самый и есть, — важно кивнул Родя, продолжая держаться на безопасном расстоянии, наученный недавним горьким опытом.
Не далее как три дня тому назад точно так же его подозвал пасечник дядька Петро. Ласково улыбаясь, стал расспрашивать, не из компании ли он поповича? Когда Родя гордо подтвердил это, тот в мгновение ока подскочил и больно скрутил ему ухо, аж до слез. На его плач и крики вышла бабушка Фрося и вызволила от злобного пасечника. Тот незамедлительно пояснил, что попович с командой сорвиголов совершил налет на пасеку, сорванцы дымом выкурили из двух ульев пчел и вытащили соты с медом. Вот пасечник и учиняет экзекуцию, по одному отлавливая ребят. Лишь после выяснилось, что грабительский налет на пасеку сотворила не ватага поповича, а враждующая с ней компания сына мельника. Попович пообещал вскоре отомстить тому за незаслуженно пострадавшего Родю, а в ночь на Ивана Купала вымазать дегтем ворота пасечнику, у которого дочь на выданье.
— Хорошо! — обрадовался почтальон, словно видел Родю в первый раз. — Поди ближе, ребятенок.
Родя, набрав полную грудь воздуха, как поступал всегда, когда предстояло сделать что-либо крайне неприятное, или перед заслуженным наказанием, осторожно приблизился к почтальону. Тот, не проявляя никаких враждебных намерений, нетерпеливо вертел в руках запечатанный конверт.
— Ссыльного студента Сиволапцева Николая знаешь?
— Кто ж его не знает? — Родя от неожиданности выдохнул.
— Где он живет, тебе известно?
— Ведомо.
— Снеси ему письмецо, а то у меня в ту часть села только оно одно. Но смотри, непременно вручи ему прямо в руки! Исполнишь?
Родя заробел, переминаясь с ноги на ногу. Одно дело наблюдать за одержимым бесом издали, и совсем другое — столкнуться с ним лицом к лицу, возможно, даже и разговаривать! Попович рассказывал, как отец возил его на вычитку к отцу Серафиму в Саратов, как кричали и плакали демоны в одержимых людях, как бились те в судорогах. А если вдруг бес решит овладеть им? Но еще ужаснее для Роди было признаться в трусости.
— Снесу, — сквозь зубы процедил он.
— Уж не подведи! Ты парень серьезный, городской, не чета местной шпане. Держи письмецо и смотри, не потеряй его по дороге! Отдай непременно сегодня.
Родя нетвердой рукой взял письмо и спрятал за пазуху, испытав при этом такое ощущение, словно положил туда горячий камень. «Жжет адским огнем!» — испугался он и чуть было не зашвырнул конверт куда подальше, но тут же опомнился: «Да это не оно горячее, это мои ладошки огнем горят». Неожиданно осмелев, он посмотрел на почтальона, со вздохом забросившего тяжелую сумку на плечо и собравшегося двигаться дальше, и спросил:
— Дяденька Тимофей, правда ли, что этот студент одержим бесом?
— Посуди сам: будет ли здравый человек нести смуту в народ, подстрекать против царя-батюшки? Он же за это и выслан был из столицы в наше глухое село. С одной стороны, все это не иначе как проделки беса. Как говорится, лукавый попутал. С другой — поговоришь с ним, вроде разумный и добрый он человек, разве что дурак: говорит вслух то, что иной даже подумать забоится. Пожалуй, нет в нем беса, а лишь дурь одна, а она, как молодость, с годами проходит. Хотя не у всех. — Почтальон покачал головой и пытливо взглянул на мальчика: — Уж не забоялся ли ты к нему идти?
— Да нет, дяденька. Что я, маленький, чтобы бояться? — А сам, несмотря на жару, почувствовал внутри леденящий душу холод при мысли о том, что придется встречаться со студентом.
— Правильно, нечего его бояться, им жандармы занимаются. А если бес в нем все же есть и проявится, то батюшка Ираклий легко с ним справится. — Почтальон одобрительно закивал. — Запомни на будущее, парень: самый страшный враг находится внутри самого человека и ждет момента, чтобы проявиться, — это бес желаний. Вот с ним-то трудно тягаться.
— Как это — внутри? И во мне тоже есть этот бес? — забеспокоился Родя.
— В каждом человеке имеется. Ты когда в зеркало смотришь, кого там видишь? — Почтальон хитро прищурил левый глаз.
