— Что же в этом плохого? — удивился Костик. — Люди приедут. Работа будет. У нас так все рады.
— А я-то разве за этим сюда ехал? Нет, я сюда за уединением ехал, за вдохновением, за тишиной, за благодатью!
— Витя, они тебя и меня обещали в молитвослов новой обители вписать, вечно наши с тобой имена поминать. Чего уж больше для благодати-то!
Но художник, что называется, закусил удила. Не желает он сниматься с насиженного места, и все тут! Ни для кого не сделает исключение. А ради хитрых попов и подавно!
— И тогда они сделали вид, что пошли на уступки. В официальных чертежах и планах строительство будущего монастыря в сторону сдвинули, а сами решили меня потихоньку извести! Убить меня решили! Подсылают ко мне убийц! Думают, что, когда меня не станет, они тебя, Наташка, с легкостью обработают, ты им землю продашь или вовсе подаришь, они и восторжествуют. Поставят свои стены там, где они и стояли. На прежнем, так сказать, историческом месте. А что здесь кровь людская пролита, об этом никто и знать не будет.
Виктор так впечатлился от собственного рассказа, что у него даже слезы на глазах навернулись. Расчувствовался человек от предвкушения собственного трагического конца и лютой смерти от рук оборзевших вконец святош.
— Им ведь чего? Убьют, потом покаются, и снова могут жить себе припеваючи. Они всегда так делают. У них это основополагающий тезис. Не согрешишь — не покаешься. Убьют, и ничего им за это не будет ни на земле, ни на небе. Знаю я их лицемерную натуру! А еще насчет искупления грехов что-то бормочут.
— Что бормочут?
— Что, мол, пришло время простить старые грехи и наладить новую жизнь в обители.
— Какие грехи? Чьи?
— Он мне рассказывал, — отмахнулся Виктор, — да я невнимательно слушал. Вроде как настоятель прежний в чем-то крупно провинился перед всем монастырским уставом. Девку какую-то себе распутную для потехи привел. И вроде как через нее распря у монахов и вышла. А потом и пожар случился, тоже вроде как в наказание за грехи. Не знаю, говорю же, я его особенно не слушал. Как понял, что он на сторону святош встал, так и указал ему прямо на дверь.
— Вы это о ком говорите?
— О нем. О директоре музея нашего. Всеславе Всеволодовиче Кулебяке.
Язык у художника все больше заплетался. Было ясно, что коньяк, выпитый на голодный желудок, и перенесенный сегодня нервный стресс сделали свое дело. Разум у Виктора все больше туманили коньячные пары.
И пока он совсем не уплыл от них, Костик вытащил найденную ими в лесу железку и прямо спросил:
— Ваша вещь?
Виктор посмотрел на них, виновато поморгал глазами и признался:
— Моя!
— А чего же вы нам вчера в этом сразу не признались?
— А как бы вы поступили на моем месте? — вздохнул Виктор. — Посудите сами, ребята, в какую ловушку я угодил. У меня пропал пес. Дорогой и любимый. Я бегаю, его ищу повсюду. Более того, я не только сам его ищу, но и вас всех дергаю, умоляю помочь мне в поисках собаки. Люди откликаются, тратят свое время, силы, средства. И пес находится! Но находится он в очень плохом состоянии, серьезно раненный, обез-движенный, избитый, а рядом с ним находится моя вещь. Стамеска из моей мастерской. Что бы вы тогда подумали, скажи я вам вчера, что вещь моя?
— Что вы сами Барона и избили.
— С пьяных глаз чего не сделаешь!
— Избили и бросили собаку одну в лесу подыхать.
— А потом протрезвели, раскаялись, а вот место, где вы оставили собаку, найти не смогли. И прибежали к нам просить, чтобы мы Барона помогли отыскать.
— Вот! — с каким-то мрачным удовлетворением кивнул Виктор. — В точку! Точно так бы вы и подумали! А я не хотел, чтобы вы так думали, потому и соврал. Соврал, чтобы не дать большей лжи вылезти наружу. Потому что я Барона не бил, не избивал, я его любил и люблю. Барончик, Бароша, если бы ты только мог говорить! Ты бы уж назвал мне этого гада, который так с тобой поступил.
Мирно спавший до того пес при звуках своего имени проснулся, заскулил и пытался ползти к хозяину. Виктор от проявлений такой собачьей преданности совсем расчувствовался. Отнял у Наты бутылку коньяка, уселся рядом с Бароном на полу и начал рассказывать тому, почему его хозяин так окосел. Барон сочувственно лизал хозяину руки, и между ними двумя было полное согласие и взаимопонимание.
— А еще говорят, что собаки не выносят пьяных.
Но, наверное, Барон был совсем особый пес, потому что он не выказывал никакого раздражения, а одно лишь безмерное сочувствие своему хозяину.
Вот только разговаривать сейчас с Виктором о серьезных вещах было делом зряшным. Не говоря уж о том, что через пару минут таких душевных излияний художник вообще заснул, привалившись к теплому боку Барона. Ната подсела поближе к мужу. И сидела рядом как приклеенная, прислушиваясь к его неровному дыханию.
— Приходите завтра, — сказала она Костику с Вованом.
И ребята, попрощавшись с Натой и Бароном, отправились назад, к себе в Бобровку. Во дворе их встретил Рой, который проводил ребят до калитки и повилял им на прощание хвостом. Пес уже разобрался со своими дневными делами и был не прочь поиграть. Но у ребят не было на него ни времени, ни сил. Для них день тоже оказался тяжелым и насыщенным событиями. И хотя они напились всего лишь квасу, в голове у них гудело, а глаза слипались не хуже, чем от коньяка.
Когда Костик пришел домой, то обнаружил, что ни бабушка, ни тетя еще не спят. И вообще, сна у них ни в одном глазу. Тетя Таня стояла возле зеркала, расчесывая волосы и чему-то при этом загадочно улыбаясь. Бабушка сидела неподалеку и критически разглядывала свою дочь.
— Волосы-то под платок прибери, — ворчливо сказала она ей. — И юбку подлиньше надень.
— К чему это все, мама?
— Небось не с кем-нибудь на свидание идешь, батюшка тебя пригласил.
— Да какой Андрей батюшка! — засмеялась Таня. — Ты бы его видела! Подтянутый, стройный, улыбается. И он, чтобы ты знала, без всяких таких закидонов: надень платок, ходи в церковь, он простой, как ты или я. И если бы ты знала, как мне с ним легко!
Костя насторожился. Значит, у Тани сегодня намечается новое свидание? Выходит, вчерашним вечером все не ограничилось? Тане и впрямь удалось подцепить себе кавалера, и кавалер этот из той братии, что собирается строить монастырь у них в Бобровке? Может быть, даже из той самой команды, которая мечтает выжить Виктора из его дома?
Все эти мысли пронеслись в голове у Костика, и в мгновение ока им был выработан план, как использовать влюбленность тетки в своих целях.
И он вкрадчиво спросил:
— Таня, а ты одна идешь или, как вчера, с тетей Наташей?
— Одна.
Отлично! Это идеально укладывалось в планы самого Костика. И он продолжал расспросы.
