— Какие шутки?! — возмутилась Оливия. — Мы были более чем серьезны! Люция видела дверь в преисподнюю! Мы слышали скрип этой двери!
— Еще чего придумаете, — утомленно отмахнулась Сюзанна. — Глупо как никогда. Куча здоровых мужиков прискакала, вся в мыле, на берег Фортунаты и нашла там только мирно пасущееся стадо овечек.
— Какие еще овечки?! Да они просто прискакали не туда! Болваны! Я же им объяснила, где то место…
— Они проехали по берегу несколько раз, до границы владений. Никаких дверей в преисподнюю, как вы выражаетесь, не обнаружили. Только стадо овечек.
— Бред какой-то, — возмутилась я.
— Это не бред, это ваше нахальство, — немедленно отреагировала Сюзанна. — Девочки, всему есть предел, даже терпению вашего отца, Оливия. Ему будет доложено не только о кальяне, но и об этой глупой шутке. Неприятно быть ябедой, но вас обеих следует выпороть.
— Да порите, пожалуйста, сколько хотите! — в сердцах крикнула я. — Нашли чем пугать! Дело разве в порке! Никто нам не поверил! А я видела этот кусок выжженной земли. Могу ручаться за виденное, или я — не я. Другое дело, что это никакая не дверь в преисподнюю, наверняка это придумки какого-нибудь герцогского гостюшки вроде Себастьяно Монтаньи! Прознал о том, что мы уехали на пикник, вот и решил развлечься с другими такими же оболтусами…
— Ну, может быть, — вздохнула Сюзанна. — Девочки, как я устала от всех этих глупостей. Все, довольно. Я попрошу у его светлости расчет и уеду в деревню.
— Нет, Сюзанна, — Оливия испуганно захлопала глазами. — Мы же пропадем без вас! Замок рухнет! Молоко скиснет!
— Уж будто бы, — Сюзанна поджала губы. — Герцог найдет другую экономиссу. Может быть, даже Люцию сделает экономиссой, почем я знаю…
— Не-не-не! — аж подпрыгнула я. — У меня аллергия на хозяйственную деятельность, Сюзанна! Ради всех святых, не уходите! Мы будем вести себя смирно. Мы сами себя выпорем, если угодно. Мы будем целыми днями сидеть в библиотеке…
— Ага, и курить кальян…
— Нон! Писать сонеты! Романсеро! Баллады! Я лично напишу балладу о вас, Сюзанна, только не берите расчет. Ну посмотрите в мои честные и покорные глаза, разве они могут лгать?
Я выкатила на Сюзанну глаза, и она принялась хохотать, вытирая слезы передником:
— Вот негодницы! Ну, полно. Сейчас пришлю к вам девчонку с чаем и ореховым пирогом — испекла ваш любимый.
— Ах, душенька Сюзанна, грацие! Милле грацие!
— Но обещайте, что более никаких глупостей хотя бы до праздника Святого Исцеления.
— Но ведь это добрых три недели!
— Совершенно верно. Я принесу вам недоделанные гобелены, извольте сидеть в рукодельной и вышивать. Это и будет ваше наказание. А с порками покончим. Вы ведь уже взрослые девицы, невесты, сколько можно раскрашивать вам задницы…
— Спасибо, Сюзанночка! От имени наших задниц!
Сюзанна, продолжая хохотать, вышла из комнаты.
— Ну так, — задумчиво поглядела на меня Оливия, — я вот что тебе скажу: тут дело пахнет заговором.
— Каким?!
— Против меня как наследницы. Разве ты не видишь, что вассалы и родственнички сговорились сгородить эту дверь в преисподнюю, чтобы посмеяться надо мной, легковерной дурочкой?!
— Оливия, есть такое душевное заболевание, когда всех подозреваешь черт-те в чем. Как же оно называется…
— Паранойя.
— Во-во. Ты не больна им, случайно? Ну сама посуди, какого фига команданте Виктор будет сговариваться с тем же Себастьяно? Себастьяно против него — червяк.
— Да, — Оливия почесала прыщик на подбородке. — Давай все-таки сделаем Себастьяно гадость. Ну просто чтобы форму не потерять за три недели.
— За нами будут следить. Как мы сидим в рукодельной и рукодельничаем.
— Рукодельничать можно по-разному. У меня есть план… Надо проникнуть в комнату Себастьяно и порыться в его сундуках с одеждой…
— Ага…
Должна предвосхитить события и сообщить почтенной читающей публике, что сей план удался блестяще. Я таки проникла в покои щенка Монтаньи и скрала два его выходных костюма. И самолично пришила к плечам его колета издырявленные гульфики, а к парадным штанам — кучу разноцветных ленточек, что в изобилии имелись в рукодельной. А Оливия изрезала его дорогие кружевные воротники… Словом, получилось отменно, а главное, никто нас не заподозрил — мне даже удалось незаметно вернуть все в сундук. Мы смиренно вышивали, а Себастьяно поминал весь ад, глядючи на испорченные костюмы… Но это уже неинтересно. Вперед, мое перо!
Прошло две недели из отведенных нам в качестве наказания, а его светлость все не возвращался. Жизнь в замке текла в своей колее, мы с Оливией каверз не совершали, нахлебники продолжали благополучно объедать великого поэта, и от скуки у меня стали даже мочки ушей болеть. Чтобы окончательно не свихнуться на вышивании, я решила заняться разбором книг, в беспорядке сваленных в библиотеке, — это все были новинки поэзии, недавно вышедшие из печати. Все старолитанийские поэты считали священным долгом присылать свои публикации его светлости в надежде быть особо отмеченными и приглашенными к с голу герцога, а то и ко двору королевской фамилии. Ничего удивительного, была бы я поэтессой, тоже стремилась бы к славе за счет анапестов и сонетов. Одним ямбом сыт не будешь, знаете ли… Но и это неважно. Важно то, что я снова встретила мессера Софуса.
Произошло это душной сентябрьской ночью, когда все замерло в ожидании близкой грозы. Вокруг пахло раскаленным железом, в черном небе проскакивали извилистые молнии, ветер умер, и я, мучаясь от жары, распахнула окно и встала, опираясь о подоконник, жадно вдыхая липкий воздух. Положение отравляло обычное женское недомогание, которое всегда проходило безболезненно, а тут я просто места себе не находила от боли, и не помогали обычные в таких делах отвары мяты и мелиссы.
Огненный шар возник передо мной из ниоткуда. Я застыла изваянием и только смотрела, как этот воплощенный ужас медленно вплывает в мою комнату, бешено вращаясь, разбрасывая искры и натужно гудя, как стая рассерженных шмелей. Вот он прошел, почти опалив кожу на лице, вот он замер над левым плечом.
— Мамочка, — прошептала я, что, разумеется, было полной глупостью — уж кто-кто, а мамочка точно помочь бы мне не смогла, ибо бросила меня в самом невинном возрасте, как вы помните.
Шар резво взлетел к потолку, и я закрыла глаза — сейчас он ударится о потолок и взорвется, и в этой мучительной вспышке погибнет юная Люция Веронезе, так и не ставшая капитаном каперской баркентины… Я настолько реально ощутила свою смерть, что следующее мгновение потрясло меня еще сильней — я услышала легкий смех и голос:
— Дорогуша, не надо бояться! Это я! Ах, все это моя страсть к дешевым эффектам… Ну, дорогуша, откройте ваши очаровательные глазки!
Я повиновалась. Огненный шар исчез, наполнив воздух крошечным облаком золотых искорок с ароматом ванили. В этом облаке парил мессер Софус и насмешливо смотрел на меня.
