— Полетта, — тихо позвала я.
Дверь отворилась. Полетта стояла в ночной сорочке, с чепчиком на голове — просто сахарный ангелочек!
— Госпожа Люция? — удивилась она. — Что случилось?
— Полетта, извини, я тебя, наверное, разбудила…
— Нет, я еще не ложилась, я как раз только закончила молитвы Исцелителю и святой юстиции…
— Твое благочестие воистину спасет всех нас. Но мне, Полетта, нужны твои таланты куафера, прямо сейчас.
— Я вижу, у вас волосы ужасно выглядят.
— Завтра все будут вас расхватывать и наводить красоту, а я вас попрошу уделить мне время сейчас.
— Я только возьму свои гребешки и ножницы…
— Они не суть важны. Главное — возьми бритву.
— Госпожа? Вы хотите… побрить голову?
— Да, как ее светлость. Только мне до блеска.
— Но зачем?! Волосы — это гордость женщины, ее красота!
— Я еще не женщина, и вообще красота — понятие условное. Идем?
Полетта вздохнула.
— Как вам будет угодно, госпожа Люция.
В своей комнате я зажгла все свечи и уселась в кресло перед зеркалом. Мужественно посмотрела на свое отражение:
— Начинай, Полетта!
И закрыла глаза.
Сначала Полетта щелкала ножницами и приятным голоском напевала какую-то песенку. Чувствуя, что проваливаюсь в сон от ее монотонных движений, я решила завести разговор:
— Полетта, трудно быть служанкой в таком огромном замке?
— Что вы, госпожа Люция! У меня самая простая и легкая работа — гладить белье, перестилать постели, менять воду в умывальных кувшинах, следить за цветами в вазах… То, что дамы позволяют мне делать им прически, — это же так почетно! Я ужасно благодарна госпоже Сюзанне, что она еще в детстве забрала меня из деревни в замок и настояла на том, чтобы меня обучали мастерству куафера и камеристки. Для этого специально приезжал из столицы знаменитый куафер Серджио Анимале. Я никогда не забуду его уроков! И моя работа в замке — это благодарность госпоже Сюзанне за все, что она для меня сделала, что она вырастила меня мастерицей!
— И герцогу Альбино ты тоже благодарна, конечно?
— Конечно, — я уловила легкую заминку в голосе. Такую заминку делают, когда готовятся покривить душой. — Госпожа Люция, вы точно решили наголо? У вас сейчас чудесная длина, я срезала все ненужное, такая прическа называется «паж» и всегда в моде у молодых знатных девушек.
— Милая Полетта, я не знатная девушка, и говори мне ты. Наголо так наголо.
Полетта тяжело вздохнула и принялась густо намыливать мне голову.
— Что ты можешь сказать о герцоге Альбино, Полетта?
— Что может сказать о господине такая служанка, как я? Тем более что герцога мы, слуги, почти не видим. Если он не в отъезде, то целыми днями пишет стихи в скриптории или запирается в Костяной башне.
— Где? — я изумилась. — Вот уже столько времени я нахожусь в замке, но не слышала ни о какой Костяной башне.
— Вообще-то она правильно называется башня Слоновой Кости. Попасть в нее можно через второй этаж северного крыла, но этот этаж закрыт.
— А снаружи эту башню видно?
— Нет. Это тайная башня. Говорят, герцог Альбино хранит там волшебный камень, который вдохновляет его писать такие прекрасные стихи. Но об этом никому! Иначе герцога обвинят в колдовстве! И потом, может, это просто досужие сплетни слуг. Никто не может отыскать туда вход, сколько ни подглядывали. Правда, старый лакей герцога (сейчас он уже вкушает покой на небесах) проговорился однажды, что видел, как герцог Альбино с маленькой дочкой на руках и в сопровождении высокого мужчины в черном плаще открыл дверь в стене — и это был вход в Костяную башню. Потом эту дверь искали все кому не лень, но не нашли. Все-таки герцог Альбино владеет колдовскими чарами. Ни один смертный прошлого и настоящего не писал таких стихов, как пишет он.
— Да, но зачем он нес туда Оливию? Сколько ей было тогда лет?
— Не знаю, этого никто не знает. Может, тому лакею вообще все привиделось. Позвольте, я оботру вам голову мокрыми полотенцами.
— Что, уже все?
— Да, к сожалению. Я могла бы вам сделать такую очаровательную укладку, добавить шиньон, шпильки, ободок из шелковых цветов…
— Вот уж морока так морока! Я не из тех дам, что носят на голове целые корзины из волос, фруктов и цветов. Я компаньонка герцогини и хочу соответствовать ей и во внешнем виде. Итак?..
Полетта сняла с моей головы полотенца:
— Прошу, сударыня!
Я открыла глаза.
Из зеркала на меня смотрел очень испуганный лопоухий мальчик лет двенадцати. Его лысая голова блестела, как натертое маслом яйцо.
— Гм, — сказала я. — Выглядит очень свежо. Омолаживающе. Я столько лет жила и не подозревала о том, что у меня такая лопоухость!
Полетта жалобно вздохнула:
— Юноши будут над вами посмеиваться, как, впрочем, и дамы… Мне так жаль!
— Плевать мне на них с высокой башни… Башня. Очень интересную историю рассказала ты мне, Полетта.
— Только, пожалуйста, не говорите герцогине, а то с нее станется поломать все стены и перегородки в замке, лишь бы добраться до тайны. Повторяю — все это, может быть, просто старая легенда.
— Ладно, я поразмыслю об этом. Полетта, ты настоящий мастер! Я в восторге от своего нового образа. Чем я могу тебя вознаградить? Денег у меня нет, герцог кладет их на счет в банке, но…
— Я даже слушать не буду! Я сделала это от души, а не за награду!
— Ох, ну прости! Ну, давай подружимся, не дуйся!
— Если только…
— А?
— Вы не могли бы поделиться со мной своими шпильками и заколками — вам ведь они теперь без надобности, а мне пригодятся в работе…
— С удовольствием!
Мы расстались довольные друг другом. Я еще раз полюбовалась на лысину. Вытащила из комода плоеный воротник-колесо, обернула вокруг шеи и сразу стала похожа на молодую высокородную даму, гордую, совсем не лопоухую и хладнокровную.
— Да с меня портреты можно писать, у меня выраженный типаж отравительницы и дворцовой интриганки, — сказала я. — Кстати, с Оливии еще не написано ни одного портрета. Мой долг — исправить это упущение. А теперь я пойду спать.
Утром я встала бодрая, как никогда, умылась, еще полюбовалась собой, оделась, а на голову натянула чепец, чтобы Оливия, увидев меня, не сразу умерла от радостной неожиданности и прочего восторга.
Когда я вошла в покои герцогини, то увидела, что она крепко спит. Лицо бледное, синеватые круги залегли под глазами… События последних дней сильно ее вымотали, а ведь предстояло еще больше забот… Но мне было жалко ее будить, сейчас она выглядела абсолютно беззащитной, маленькой и никому не нужной, словно бездомный котенок… Узнай Оливия, что такие сравнения приходят мне в голову, она бы порезала меня на ломтики для копчения, поэтому я просто повернулась и на цыпочках пошла к двери. Пусть еще поспит. Но не тут-то было. Едва я взялась за дверную ручку, как услышала негромкое, но очень жесткое:
