Сюзанна вышла.
— А теперь говори, — стиснула меня за плечи Оливия. — Что ты там увидела?
— Где?
— В картине! Ой, не прикидывайся, будто ничего не помнишь. Ты вошла в картину.
Я задрожала. Я вспомнила, как все было.
— Там абсолютная тьма, Оливия. И на самом деле шагу никуда ступить невозможно, потому что нет никакого «куда». Это не место. Это состояние.
— Не понимаю.
— Я тоже. Тьма и пустота. И голос, звучащий в моей голове. Чужой голос.
— Что за голос?
— Он назвал себя голосом Разума.
— Чьего именно?
— Вообще Разума.
— И что он говорил тебе?
Я открыла рот и как-то поперхнулась. И изо рта у меня хлынул поток черных камешков — как тот, что когда-то дал мне мессер Софус, советуя держать его во рту, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Камешки сыпались долго, и это было мучением, которое не согласишься испытать больше никогда в жизни.
Когда камешки закончились, я без сил повалилась на кровать. Оливия держала меня за руку и дрожала.
— Я все поняла, — прошептала она. — Ты узнала тайну, которая может стоить тебе жизни. Мы больше никогда не заговорим об этом, Люци, обещаю. Даже в галерею больше не пойдем. Только не умирай, пожалуйста…
— Это… камешки надо убрать… Увидят… Расспросы лишние…
— Сейчас. — Оливия сгребла камешки в свой платок, завязала узлом и сунула под кровать. — Я потом выброшу, найду момент.
Тут как раз пришла Сюзанна с вином и ароматными гренками. Вообще-то у меня не было аппетита, но они с Оливией так упрашивали. Я выпила бокал, съела гренки и вдруг невыносимо захотела спать.
— Что-то воет, — прошептала я.
— Трамонтана. Наступает зима, девочки, — сказала Сюзанна. — Герцогиня, давайте я провожу вас в ваши покои, а сама вернусь и подежурю с Люцией. Вы устали.
— Нет, я не уйду, — сказала Оливия. — Мы вполне поместимся на одной постели. А вы, Сюзанна, ступайте отдохните. Спасибо вам…
Последнее, что я видела, проваливаясь в сон, — профиль Оливии, освещенный пламенем камина. А еще, даже во сне, я чувствовала, что она держит меня за руку, и это наполняло меня счастьем, которого я не испытывала никогда в жизни.
Глава пятнадцатая
Нежданная гостья
Незваный гость — как в репе гвоздь.
Поступайте с ним по ситуации, дети мои. И с репой тоже.
Из проповедей Его Высокоблагочестия, т. 116
Наутро выпал снег. Первый снег наступающей зимы. Я увидела его, когда встала с постели и подошла к окну. Снег лежал на зубцах крепостной стены, на башнях и балконах, на прогулочной площадке второго этажа. Окно немного заиндевело. Я подышала на него и вывела на стекле монограмму Оливии.
— Что это ты делаешь? — моя экселенса была, как всегда, легка на помине. — Рисуешь что-то неприличное?
Я стерла свой рисунок и повернулась к ней.
— Доброе утро, герцогиня. Поздравляю с первым снегом.
— И тебе того же. Первый снег! Ура!
Оливия соскочила с кровати и в один миг подбежала к окну, встала рядом. Я потрясла головой — нет, наверное, привиделось…
Оливия была без костылей. И прекрасно при этом двигалась.
Это невозможно.
Я посмотрела на нее сбоку. Совершенно прямая спина. Лебединая шея… Потрясающая фигура изящной фарфоровой статуэтки.
— Экселенса…
— Наконец-то ты заметила.
Оливия смотрела на меня пронзительным взглядом, в котором читались насмешка и… восторг? Кем это она восторгается?
— Сюзанна первой заметила, что я давно забросила и калечное кресло, и костыли, — заговорила Оливия. — Но полное исцеление произошло, когда ты хлопнула в ладоши, помнишь? Я тогда ночью заснула и увидела сон о том, что совершенно здорова. Утром подошла к зеркалу — сон оказался явью. Ты исцелила меня. Может быть, ты — Исцелитель, сошедший на землю в другом обличье?
Я испуганно замахала руками:
— Нет, ты что! Я вообще не понимаю, как это произошло. Когда я делала тебе растирания, я просто думала о твоей боли и старалась убрать ее, выкинуть вон из тела… Оливия, какая разница, как это вышло, раз ты здорова?
— Нет, — Оливия серьезно смотрела на меня. — Я обязана тебе жизнью. Тебе, и никому больше.
— Оливия, пожалуйста, давай не будем считаться, кто чем кому обязан. Я ведь тоже только в этом замке почувствовала себя человеком. Нужным кому-то.
— Мне. — Оливия обняла меня, подышала носом в ухо. — Но ты не очень-то задавайся.
— Я и не буду. Вообще надо делать вид, что ничего особенного не произошло, и твое исцеление — следствие пребывания в замке Его Высокоблагочестия.
— Слуги так и думают, наверное.
— Ну вот и прекрасно. А теперь давай умываться. И завтракать, завтракать! Есть хочу ужасно!
Мы привели себя в порядок, полюбовались тем, как здорово смотрятся наши бритые головы в обрамлении свежих кружевных воротничков, и поспешили спуститься к завтраку.
Герцог Альбино уже сидел за столом. Фигаро только что налил вина в его бокал, но герцог не заметил — он погрузился в чтение каких-то бумаг. Нашего приветствия он тоже не услышал, так что мы просто сели и возрадовались тому, что к завтраку подали вкуснейшие мясные рулетики, перцы в сладком маринаде и — о шедевр! — салат оливье.
За столом сидел и Себастьяно и выглядел довольно приятно.
— Привет, дамочки, — сказал он. — Как жизнь?
— Да лучше всех, — сказала Оливия. — Чего это у тебя мордочка такая розовая?
— Этот ваш прибор, по-моему, заигрывает с моей туфелькой, — мужественно стиснул вилку Себастьяно. — Меня, как ее верного рыцаря, это несколько напрягает.
— Понятное дело, — покачала головой Оливия. — Куда катится мир! Все эти научные разработки вконец оборзели — отбивают возлюбленных у нормальных мужиков! Себастьяно, ты его на дуэль вызови.
Мы захихикали.
— Сколопендры ядовитые, — беззлобно ухмыльнулся Себастьяно. — Какие планы на день? Предлагаю устроить пешую прогулку под снегопадом.
— Поддерживаем, — немедленно отозвалась Оливия. — Подышим свежим воздухом, а то такое ощущение, что замок навсегда пропитался дустом.
Сказано — сделано. После завтрака мы все потеплее оделись и вышли через южные ворота замка. Перед нами была пустынная дорога, по обочинам которой росли огромные дубы и вязы, и пустоши, сейчас укрытые белыми простынями свежевыпавшего снега.
— Какой воздух! — вдохнула Оливия. — Пьянит лучше любого вина.
