Значит, это – Сан-Франциско. Великолепно. Должно быть, Лондон вообще невероятный.
* * *
Уэллс вышел из парка в отличном настроении. Он шагал по тротуару, то и дело останавливаясь, чтобы восхищенно потрогать хитроумные транспортные средства, припаркованные на улице. Вскоре он оказался на перекрестке, где какая-то молодая особа сидела на лавочке под вывеской «Остановка автобуса». Эйч Джи остановился в нескольких шагах от нее и стал разглядывать. Волосы у нее были длинные и темные: локоны падали на плечи. Лицо оказалось одновременно правильным и нежным, с высокими скулами, почему-то намекающими на королевскую кровь, и полными губами, обещающими наслаждение. На ней была просторная деревенская блузка и… брюки того же цвета! Кожа была смуглая и здоровая, а фигура, обрисованная непринужденным нарядом, была настолько идеальной, что Эйч Джи вообразил, будто попал в райский сад и взирает на изображение прогрессивной Евы.
Пока Уэллс рассматривал эту молодую особу, ему стали вспоминаться картины сексуальных эпизодов из девятнадцатого века. Он попытался представить себе, каково было бы совокупиться с девицей, которая как минимум на девяносто лет моложе его. Происходит ли это все так же? Неужели женщины в отношении акта телесной любви до сих пор остаются невероятно стеснительной частью человеческой расы? Неужели они до сих пор прячут свои тела под грудой одеял, требуют задернуть шторы и крепко зажмуриваются, когда в них входят? И по-прежнему ли приходится тратить несколько недель на то, чтобы завлечь их в спальню или какое-то укромное место?
У Эйч Джи колотилось сердце. Пока он здесь, он хочет такую даму! В прошлом было столько разочарований. Не только с Изабель – со всеми ними. Какой бы искушенной ни представлялась ему женщина, оказавшись с ним в постели, любая неизменно возвращалась к невинности или религиозности. Просвещение! Ха! Ни одна из них и близко не подходила. И, по правде говоря, он сам тоже.
Его мысли стали более конкретными. Как легко было бы избавить эту молодую леди от одежды. Тут нет пышного платья, многослойных нижних юбок, и одному только богу известно, сколько всяческих препятствий выше талии, от которых пришлось бы избавляться. Только блузка и брюки. Здесь, в 1979 году.
Он сглотнул и едва заметно кивнул. Помимо поиска Стивенсона ему определенно необходимо вкусить «футурологического» секса. Он с удовольствием улыбнулся, не осознавая, что уже довольно давно выглядит весьма глупо. Молодая особа в конце концов ощутила на себе его взгляд, обернулась, посмотрела на него – и быстро отвела глаза.
Насвистывая, он беспечно приблизился к ней.
– Прошу прощения, мадам. – Тут он чуть поклонился. – Вы не подскажете, где я?
Она возмущенно закатила глаза, нахмурилась, встала – и быстро ушла.
Эйч Джи был озадачен. Он уже знал, что эти люди говорят по-английски, так что проблема заключалась не в этом… если, конечно, дело было не в его выговоре или выборе слов. Тут он осмотрел себя – и понял. Его костюм был весьма старомодным. Более того, его ботинки и брюки были влажными и покрыты илом. Оставалось только гадать, как он выглядит в целом. Ему необходимо обменять драгоценности на современную американскую наличность, купить одежду и придать себе респектабельный вид.
На другой стороне улицы кипела жизнь, так что он решил, что вполне может начать именно с этого места. Он начал переходить через улицу, толком не поняв и не задумавшись, что означает красный огонь на верхушке высокого зеленого столба. Когда он находился на середине улицы, несколько машин вылетели из-за поворота, мчась к перекрестку на скорости сорока пяти миль в час. Он смотрел в другую сторону, когда услышал громкий гудок. Он в ужасе повернулся. Сверкающая металлическая машина летела прямо на него. Тут раздался ужасающий скрежет, а из-под колес экипажа повалил черный дым. В последнюю секунду машина свернула – и остановилась. Молодой человек, управлявший машиной, высунулся из окна и проорал:
– Тупой ублюдок!
А потом подъехали другие машины, и их операторы закладывали изумленные и нелепые зигзаги, стараясь не налететь на него и друг на друга. Какофония гудков стала оглушительной.
Эйч Джи бросился к тротуару, но в этот момент из-за угла на огромной скорости выехал мужчина верхом на вроде бы очень крупном моторизованном велосипеде. Уэллс рванулся вперед, чтобы убраться у него с дороги, упал на тротуар – и едва успел вовремя отдернуть ноги, чтобы не попасть под странный механизм. Край заднего крыла зацепил его распахнувшийся плащ и оставил на дорогом твиде крупную дыру.
Глубоко потрясенный, Уэллс с трудом поднялся на ноги и убежал обратно в парк. Сначала он очень быстро, а потом все медленнее двигался по длинным наклонным газонам, удаляясь обратно в направлении, откуда пришел. По малозаметной тропе он вышел в лощину, заросшую деревьями с густой листвой. Там он сел на валун и попытался справиться с тревогами, порожденными его первым столкновением с чуждой техникой. Эйч Джи сказал себе, что происшествие скорее всего было его виной, поскольку он не знаком с законами, регулирующими массовое использование машин. А потом он с досадой вспомнил слова своего блестящего и увлекающего за собой преподавателя биологии, Томаса Гексли: «Вам следует относиться с уважением к громадному потенциалу науки и мудро им распоряжаться. И прежде всего: никогда не ставьте науку выше сферы человека, ибо нет ничего более святого, нежели права отдельной человеческой личности».
«Возможно, виноват был не я», – подумал он.
Он встал, осмотрел лощину, в которой оказался, – и заметил, что солнце уже село. Несомненно, все торговые предприятия уже закрылись, так что этим вечером продать драгоценности у него не получится.
Интересно было бы узнать, как обстоят дела у Стивенсона. Хотелось бы надеяться, что плохо. Тут Эйч Джи внезапно вздрогнул. У него вдруг возникло чувство, что у Стивенсона все в порядке. Любой, кому удалось пять лет скрываться от Скотленд-Ярда и казаться окружающим респектабельным хирургом, выживет в любой временной сфере.
Несмотря на голод, жажду и острую нужду в мытье и чистой одежде, Уэллс решил провести ночь в парке. Он не в той форме, чтобы проверять терпение или гостеприимство жителей Сан-Франциско. Поскольку в лощине было множество насекомых (в первую очередь комаров), он ушел оттуда, снова поднявшись по склону на холм, где уже побывал. Там он улегся между каким-то деревом и кустом, подложив под голову порванный плащ. Господи, чего бы он только не отдал за тот чайник чая, который миссис Нельсон заварила ему всего несколько часов назад – не говоря уже о бутылке приличного французского кларета. Даже в своем несчастливом, нищем детстве он не чувствовал себя таким одиноким и заброшенным.
А потом в нем тупой болью угнездилось новое чувство. Это была не беспомощность перед лицом чуждого мира. Это был страх окончательно потерять свой собственный век. Уэллсу не удавалось его прогнать.
Сон его, мягко говоря, был неспокойным.
Глава 4
Эйч Джи резко проснулся в восемь утра под мерный гул часа пик. Он протер заспанные глаза, ощутив в них жжение, которое списал на плохой сон. Наконец все вокруг стало четким. С вершины холма он смотрел на современную магистраль, моргая покрасневшими глазами.
