Думаю, вы уже увидели, почему этот аргумент совершенно несостоятелен. Мы никогда не сможем целиком реконструировать процесс естественного отбора и то, как он создал все: эволюция произошла задолго до нашего появления на свет, и кое-что навсегда останется непостижимым. Но эволюционная биология подобна любой другой науке: в ней есть свои тайны, многие из них удается раскрыть, одну за другой. Например, мы уже знаем, откуда появились птицы: никто не создавал их с нуля (как любили утверждать креационисты), они постепенно произошли от динозавров. И каждый раз как оказывается разгадана очередная загадка, теория разумного творения вынуждена отступить. Поскольку сама теория разумного творения неспособна выдвинуть научные и доступные для проверки аргументы, а предъявляет лишь поверхностную критику в адрес дарвинизма, то с каждым новым шагом к пониманию эволюции достоверность этой теории слабеет. К тому же с помощью объяснения возникновения сложных структур, которое предлагает теория разумного творения – прихоти сверхъестественного творца, – можно истолковать вообще любое мыслимое наблюдение в природе. Может, даже то, что жизнь выглядит как следствие эволюции, тоже объясняется прихотью творца (судя по всему, многие креационисты верят в это, хотя мало кто из них отваживается это признать). Но если вы не в состоянии найти наблюдение, которое бы опровергало теорию, то эта теория просто антинаучна.
Однако как же нам опровергнуть утверждение теоретиков разумного творения, заявляющих, что некоторые черты просто отрицают какое бы то ни было происхождение путем естественного отбора? В таких случаях эволюционные биологи не обязаны набрасывать подробный пошаговый сценарий того, как появилась сложная структура. Для этого потребовалось бы знать все о далеком прошлом, когда нас еще не было на свете, а для большинства признаков и почти для всех биохимических процессов это невозможно. Опровергая утверждение креационистов о том, что бактериальный жгутик не мог развиться эволюционным путем, биохимики Форд Дулиттл и Ольга Жаксыбаева заявили: «Эволюционистам нет нужды принимать вызов и отвечать на немыслимые требования проследить каждую деталь эволюции жгутика. Нам нужно лишь показать, что подобное развитие, включающее процессы и компоненты, напоминающие уже известные нам и подтвержденные нами, в принципе выполнимо». Под «выполнимо» подразумевалось, что у каждой новой черты неизбежно был эволюционный предшественник и что эволюция такой черты не идет вразрез с дарвинистским требованием, согласно которому каждый шаг в адаптации идет на пользу ее обладателю.
И впрямь, нам не известно ни одной адаптации, происхождение которой могло бы обойтись без естественного отбора. Как мы можем быть в этом уверены? Применительно к анатомическим чертам мы можем просто проследить их развитие (когда это возможно) по палеонтологической летописи и увидеть, в каком порядке происходили разнообразные изменения. Затем мы можем определить, согласовывается ли по крайней мере последовательность изменений с постепенным процессом адаптации. И в каждом случае мы можем найти хотя бы правдоподобное дарвинистское объяснение. Эту закономерность мы наблюдали на примере превращения рыб в наземных животных в результате эволюции, или наземных животных в китов, или рептилий в птиц. Дело не обязательно должно обстоять именно так. Например, постепенное перемещение ноздрей на макушку у предкового вида китов могло произойти раньше, чем у них развились ласты. Это могло бы быть удачным ходом творца, но не могло возникнуть путем естественного отбора. Однако мы всегда видим эволюционный порядок, в котором есть дарвинистская логика.
Понять эволюцию сложных биохимических процессов и метаболических путей не так-то просто, поскольку в палеонтологической летописи они следов не оставили. Их эволюцию приходится реконструировать более спекулятивными способами, пытаясь понять, как эти пути метаболизма могли сложиться из более простых биохимических предшественников. Мы хотели бы установить, какие шаги привели к появлению этих сложных черт, увидеть, повышал ли очередной шаг приспособленность организма.
Хотя сторонники теории разумного творения заявляют, что и биохимические процессы находятся в руках высшего творца, благодаря упорным научным исследованиям уже начинают вырисовываться правдоподобные сценарии, которые можно проверить научным путем, – сценарии того, как развились эти черты. Давайте для примера рассмотрим, как развивался механизм свертывания крови у позвоночных. Процесс состоит из цепочки событий, которая начинается с того, что в поврежденном кровеносном сосуде происходит агрегация белков. Это запускает сложную каскадную реакцию, состоящую из 16 этапов, каждый из которых включает взаимодействие двух разных пар белков. Процесс завершается формированием сгустка крови. В целом в этом участвует более двадцати разных белков. Как, предположительно, мог выработаться такой процесс?
Пока нам это в точности не известно, но у нас есть доказательства того, что система могла сложиться в результате адаптивных изменений из более простых процессов. Многие белки, участвующие в свертывании крови, контролируются родственными генами, которые возникают путем дупликации – мутации, при которой предковый ген, а позже его потомки полностью удваиваются из-за ошибки в ходе деления клеток. Впоследствии эти дуплицированные гены могут эволюционировать в разном направлении и в конечном итоге начать выполнять разные функции, что и происходит в процессе свертывания крови в его нынешнем виде. Мы знаем, что в группах, которые появились до позвоночных, ряд белков и ферментов, участвующих в этом процессе, имели другие функции. Например, ключевую роль в свертывании крови играет белок под названием фибриноген, который растворен в плазме крови. На последнем этапе свертывания крови этот белок расщепляется ферментом, и образующиеся при этом пептиды, которые называются фибринами, склеиваются друг с другом и формируют нерастворимый сгусток, завершая процесс свертывания. Поскольку фибриноген в качестве фактора свертывания крови присутствует у всех позвоночных, по-видимому, он развился из белка, который нес иную функцию у живших раньше предковых видов позвоночных, лишенных механизмов свертывания крови. Хотя разумный творец и мог бы создать подходящий белок, эволюция так не действует. Обязательно должен был существовать некий предковый белок, из которого и развился фибриноген.
Рассел Дулиттл из Калифорнийского университета предсказал, что такой предковый белок будет обнаружен, и, разумеется, в 1990 г. Дулиттл и его коллега Сюнь Сюй обнаружили этот белок в морском огурце – беспозвоночном, которое иногда используется в китайской кухне. Морские огурцы отделились от эволюционной ветви позвоночных по меньшей мере 500 млн лет назад, но тем не менее у них имеется белок, который, явно будучи родственным тому, что участвует в процессе свертывания крови, для этой цели не используется. Это означает, что у общего предка морских огурцов и позвоночных имелся ген, который у позвоночных позже был приспособлен для другой функции, в точном соответствии с эволюционным прогнозом. С тех пор и Дулиттл, и Кен Миллер, специалист по биологии клетки, успели выстроить достоверную адаптивную схему того, как весь каскад реакций свертывания крови развился из белков-предшественников. Все эти предшественники обнаруживаются у беспозвоночных, где несут другие функции, не связанные со свертыванием крови, и все они были введены позвоночными в работающую систему свертывания. Что касается эволюции бактериального жгутика, то, хотя пока что она еще не совсем ясна, уже известно, что в ней также задействовано множество белков, прежде участвовавших в других биохимических процессах
{31}.
