При всем своем желании Сталин не мог действовать медленно, продуманно, осторожно. Ведь в отсутствие Ленина и в самом руководстве партии положение было нестабильным. Приходилось вести себя подобно эквилибристу на канате: балансировать, чутко реагируя на изменение ситуации. Но при этом требовалось управлять государством, постоянно решая насущные задачи. И нельзя было упускать из виду конечную цель.
* * *
3. «…Мы аппарат, в сущности, взяли старый от царя и от буржуазии и… теперь с наступлением мира и обеспечением минимальной потребности от голода вся работа должна быть направлена на улучшение аппарата».
Было бы смешно Сталину торжественно клясться в том, что он улучшит бюрократический аппарат. Тем более что это и без того было его прямой обязанностью. А по сути дела, выполнил ли он этот ленинский завет? Возможно, отчасти выполнил, но лишь в малой мере. Не из-за пренебрежения к указанию своего учителя. Сказывались объективные обстоятельства.
О радикальной ломке административных структур говорил и Троцкий. В этом отношении он был настроен еще более радикально, чем Ленин. Троцкий упорно доказывал необходимость не просто улучшить административный аппарат, а разломать его и создать новый.
В своей программной работе «Новый курс» Лев Давидович провозгласил: «Главная опасность старого курса, как он сложился в результате как больших исторических причин, так и наших ошибок, состоит в том, что он обнаруживает тенденцию ко все большему противопоставлению нескольких тысяч товарищей, составляющих руководящие кадры, — всей остальной партийной массе, как объекту воздействия».
«Бюрократизация в своем длительном развитии, — писал Троцкий, — грозит отрывом от массы, сосредоточением всего внимания на вопросах управления, отбора, перемещения, сужением поля зрения, ослаблением революционного чутья, т. е. большим или меньшим оппортунистическим перерождением старшего поколения, по крайней мере, значительной его части. Такие процессы развиваются медленно и почти незаметно, а обнаруживаются сразу. Усматривать в этом предостережении, опирающемся на объективное марксистское предвидение, какое-то «оскорбление», «покушение» и пр. можно только при болезненной бюрократической мнительности и аппаратном высокомерии».
Серьезные обвинения и предупреждения! Правда, сказано лишь о тенденции, угрозе, возникающей не сразу, постепенно. Казалось бы, проявляется забота о партии и государстве. Но позже Троцкий раскроет свои карты. Он уже со всей определенностью будет утверждать, что в СССР сформировалась и правит «новая антинародная насильническая и паразитическая каста», а чтобы ее свергнуть, «нужна новая партия».
Сталин и его сторонники (на ΧIII съезде подобные заявления Троцкого резко критиковал Зиновьев) осознали опасность ломки сложившейся структуры управления. Хотя в партии немало оставалось сторонников троцкизма.
Такова была революционная установка. Как в песне: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» Что же будет затем? Начнется строительство нового мира. Но разве все прежнее было так уж плохо? И разве не приходится новой власти создавать систему управления, а также, между прочим, органы насилия или, говоря иначе, государственной безопасности.
Троцкий был талантливым демагогом. Он попытался использовать обычное недовольство граждан бюрократами в своих целях, для противостояния той административной системе, которую создавал Сталин.
Без такой бюрократической структуры не может существовать ни солидная партия, ни государство. Многое из того, что было в прежнем государственном механизме, новая власть вынуждена рано или поздно восстанавливать едва ли не в прежних формах. Поэтому целесообразно не увлекаться разрушением (крушить — не строить), а использовать все то полезное и годами отработанное, что было до революционного переворота.
Чиновник, работник государственного или партийного аппарата — необходимый винтик в этих механических структурах. Без него они не будут работать. В этом смысле бюрократ — профессия, а не ругательство. Вопрос лишь в том, как выполняет он свои обязанности, в какой мере пользуется своими административными возможностями.
Сталин прекрасно это понимал, а потому вынужден был пренебречь в принципе разумным, но в данной ситуации не вполне подходящим ленинским заветом.
* * *
4. В марте 1922 года была опубликована статья Владимира Ильича «О значении воинствующего материализма». О ней мы уже говорили. Есть все основания считать ее одним из важных пунктов ленинского «завещания». В ней он призывал развернуть широкую и решительную борьбу с церковью.
Сталин не выполнил этого завета.
Правда, за последние годы его обвиняют во всех тех антицерковных мероприятиях, которые проводились после смерти Ленина. Эти обвинения либо ошибочны, либо являются сознательной ложью.
Наиболее яростным и неугомонным борцом против Русской Православной Церкви после Троцкого был Хрущев, любимец либеральной интеллигенции. Но и при Сталине воинствующий атеизм некоторое время процветал. И это было вполне естественно. Хотя Иосиф Виссарионович не давал клятвенного обещания бороться с христианством, однако он был решительным сторонником новой идеологии, основанной на материалистическом и атеистическом учениях.
И все-таки Сталин 16 августа 1923 года, вопреки мнению Троцкого, направил всем партийным организациям строго секретный циркуляр, в котором сразу же было заявлено:
«ЦК предлагает всем организациям партии обратить самое серьезное внимание на ряд серьезных нарушений, допущенных некоторыми организациями в области антирелигиозной пропаганды и, вообще, в области отношений к верующим и к их культам.
Партийная программа говорит: «необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувства верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма». Резолюция ΧΙΙ-го Партсъезда по вопросам антирелигиозной агитации и пропаганды подтверждает, что «нарочито грубые приемы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательства над предметами веры и культа взамен серьезного анализа и объяснения — не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков»…»
Были приведены многочисленные примеры подобного отношения к верующим, попам, предметам культа. Приказывалось:
«1) воспретить закрытие церквей, молитвенных помещений… по мотивам неисполнения административных распоряжений о регистрации, а где таковое закрытие имело место — отменить немедля;
2) воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и проч. путем голосования на собраниях с участием неверующих или посторонних той группе верующих, которая заключила договор на помещение или здание;
3) воспретить ликвидацию молитвенных помещений, зданий и пр. за невзнос налогов, поскольку такая ликвидация допущена не в строгом соответствии с инструкцией НКЮ 1918 г. п. II;
4) воспретить аресты «религиозного характера», поскольку они не связаны с явно контрреволюционными деяниями «служителей церкви» и верующих;
