«А разве я искал?» — вдруг осенило меня.
Я вскочил из-за стола и кинулся в комнату. Было уже довольно-таки поздно, многоуважаемый шкаф маячил в темноте, как «Титаник», поглотивший с собой все ее вещи, которые я так и не решался пересмотреть. Я начал судорожно вытаскивать их из шкафа, перетряхивая каждую… Кроме боли и учащенного сердцебиения, поиски ничего не принесли. Когда все содержимое вразброс уже лежало на полу, я еще раз заглянул в объемное днище этой громадины и в дальнем углу обнаружил… пуговицу. Ту самую пуговицу с ее курточки! «Этот ангел любит, этот — обожает, а этот — немного сердится…» Да, я ведь сам застегнул на ней все эти пуговицы! И вот теперь одна из них каким-то чудом оказалась на дне шкафа. Я зажал ее в ладони. Звук, вырвавшийся из моего горла, мог бы перевернуть землю…
9
Я написал короткое сообщение по адресу, указанному на визитке.
А потом каждый час моей жизни превратился в мучительное ожидание.
И вот теперь желтый конверт высветился в правом углу моего компьютера. И я не знал, что лучше — этот конверт или НИЧЕГО. Я перевел дыхание. Щелкнул «мышкой». Зажмурился. И открыл глаза.
«Я умерла 25 сентября 2000 года…»
Я закрыл глаза. Холод и мрак охватили меня…
Часть 4
Я умерла 25 сентября 2000 года. Никогда не думала, что можно умереть — и при этом двигаться, есть, пить и совершать множество дру гих необходимых функционирующему организму ритуалов. Мой «сюрприз» удался на славу… Не знаю, стоит ли объяснять и вообще вспоминать то, о чем нужно забыть. Каждый раз, когда воскрешаю тот день, мне хочется уткнуться лицом в ладони — это происходит непроизвольно, даже если нахожусь в это время среди людей. Но, наверное, все-таки пару строк написать стоит…
Я ехала на вокзал, чувствуя, что меня послали в космос. На пульте у водителя мигала зеленая лампочка — уж не знаю, что это было: светящаяся кнопка магнитолы или счетчика, — мне казалось, что эта мигающая лампочка отсчитывает секунды до отлета в никуда. Тогда я физически не могла находиться вдали от тебя! И так боялась показаться навязчивой, требовательной, связывающей тебя по рукам и ногам. Я вообще считала и продолжаю считать, что свобода — самое главное, что только может быть в жизни человека. Любовь же может перечеркнуть и это.
Не скрою, я искала возможность остаться. Но билет был при мне, все художественные принадлежности уже ехали в поезде в сопровождении моих однокашников, погода была прекрасная, и такси ехало быстро.
У меня оставалось время до поезда, я прогулялась по привокзальной площади. И увидела то, что могло изменить планы: «наш» шкаф красовался в витрине с долгожданной табличкой «Продается!». У меня была куча денег, которые ты мне сунул перед отъездом. Я испытала немыслимое облегчение: повод найден! Я быстро оформила покупку. А потом мне пришла в голову «гениальная» идея: буду дома, а потом, перед твоим приходом, спрячусь в шкафу, чтобы выскочить оттуда с криками и объятиями. Вот так-то…
Дальше — все. Не хочу вспоминать. Я умерла. А может быть, немножко сошла с ума. Я вернулась на вокзал и взяла билет на проходящий поезд…»
Лиса
1
…В институте ее звали Лиса. Из-за рыжих волос и зеленых глаз. А еще потому, что третья буква в ее настоящем имени легко заменялась на другую и не составляла бессмыслицы в произношении прозвища.
Лиса явилась под вечер второго дня после открытия биеннале. Как раз в этот момент молодые художники и гости акции ужинали, собравшись у большого мангала и накрытых посреди поляны, упиравшейся в склон горы, столов. Тут же неподалеку на открытом воздухе камерный оркестрик выводил мелодии Вивальди. Метров в сорока от импровизированной гостиной располагались обширные брезентовые павильоны с экспозициями, еще дальше — палатки для художников. Иностранные гости и журналисты ночевали в живописном гостиничном комплексе районного центра. Их за склоном горы ждали автобусы. Гости, особенно представители ближнего и дальнего зарубежья, выглядели респектабельно на фоне молодых оболтусов живописцев, щеголяющих в камуфляже. В синих сумерках белые сорочки мужчин отсвечивали синевой. Легкая музыка, звон бокалов, приглушенные разговоры и — высившаяся вдали гора, живая и дышащая, как беспомощно замершее в стране лилипутов животное…
Едва респектабельная толпа и оркестр отчалили, картина переменилась. На поляне осталось человек тридцать. Из репродуктора полились совершенно другие ритмы, на столах рядом с недопитыми бутылками шампанского появилась водка, в воздухе запахло «косячками», художники сгрудились у костра. Вот в этот момент на поляне и появилась она.
— Смотрите-ка — Лиса! — Первым увидел ее Птица — худощавый длинноволосый парень, в «миру» именующийся Сашей. — Приехала-таки…
— И как всегда в своем репертуаре… — подхватила керамистка Вика. — Словно с луны свалилась…
— Да ладно тебе! Лиса она и в Африке Лиса! — сказал еще один их товарищ — Влад. Стрельнув недокуренным «бычком» в ближайший куст, он поднялся навстречу растерянно оглядывающейся девушке. — Пойду встречу нашу королеву, а то заблудится.
Лиса была бледна и растрепанна, джинсы по колено измазаны грязью, на заостренном лице застыла маска безразличия. Ее усадили у костра, кто-то протянул стакан с водкой и лососевый шашлык на короткой деревянной шпажке, оставшийся от фуршета. Лиса молча опрокинула стакан, отчего Вика аж присвистнула, удивленно оглядывая всю компанию.
— Молодец! — сказал Птица. — Наш человек. А то откалываешься всегда, как неродная.
— А когда она тебе была родной, позвольте узнать? — хмыкнула Вика. — Лиса — птица не твоего полета. При таком-то папашке. Да и муженек ему под стать. Так что спи, Птица, спокойно.
— Может, и косячок свернуть? — пропустив мимо ушей замечание подруги, обратился к Лисе Птица.
— Молчание — знак согласия! — подвел черту Влад и протянул вновь прибывшей очередную сигаретку. Ребята перемигнулись.
Зависла пауза, во время которой Лиса сделала несколько глубоких затяжек.
— Вот он, наш ангелочек! — рассмеялась Вика. — Видно, задрала ее семейная жизнь.
Все одобрительно засмеялись. Птица снова наполнил на четверть стакан, который Лиса все еще держала в руке:
— Пей, дорогая, дома не дадут!
Повинуясь команде, Лиса сделала несколько больших глотков, и Вика сунула ей в рот виноградину. Влад сел рядом и обнял девушку за плечи, слегка потряс:
— Ну вот и румянец появился! А то сидишь, как забальзамированная. Отвыкла от нас. Ничего, за пару недель сделаем из тебя человека!
— Прикид нужно сменить, — критически заметила Вика. — Да и хаер у тебя, как у институтки. Слушай, а хочешь, я тебе дреды заварганю?
— Точно! — обрадовался Птица. — Викуся у нас мастер по дредам! Давай, Лиса, соглашайся! Папашка на уши встанет!
