Наши желудки требовали отдыха!
Госпожа Тенецкая начала «светскую» беседу, которая за пару минут благодаря ее мастерству задавать вопросы и живо реагировать на ответы переросла в непринужденный разговор, в котором, казалось, принимал участие и наш роскошный каплун.
Я делал заинтересованный вид и тоскливо всматривался в «марсианские» пляжи.
Набережная вспыхнула иллюминацией.
Красное солнце уже наполовину сидело в воде.
В плотной зелени «gated community» тоже загорелись огоньки.
Вероятно, визит туда придется отложить до утра, с досадой подумал я, вполуха слушая, как Дезмонд договаривается с Мигелем о показе нашего фильма жителям отеля.
Я почти выпал из разговора, наблюдая за жизнью набережной, прислушиваясь к музыке живых оркестров и мечтая поскорее оказаться у себя в номере на широкой двуспальной кровати. Дальний перелет сказывался. Мы дремали.
Глаза, завороженные ритмичным накатом длинных океанских волн, начали слипаться.
Почти в полусне я услышал, как Мигель с резким звуком отодвинул свой стул.
— Сейчас, сейчас я вам ее покажу! — сказал он, обращаясь к Лизе, которая, вероятно, задала ему какой-то вопрос.
Вскочил и выбежал за дверь.
Возвращаясь к действительности, я вопросительно посмотрел на друзей.
— Что случилось?
— Лиз спросила у него о семье, — пояснил Дезмонд.
— И он приведет их всех сюда? — поморщился я.
После дороги и сытной пищи с обильной выпивкой я не имел никакого желания знакомиться с родственниками Мигеля.
Дез покачал головой:
— Они все погибли в Пхукете. Во время цунами две тысячи пятого. Жена и двое детей. Он отправил их отдыхать. Сам достраивал отель. Теперь считает себя виноватым.
Итак, за живостью тучного весельчака таилась своя история.
— А куда он побежал? — спросил я.
— Сейчас увидишь, — вздохнул Дезмонд. — Он показывает это всем. Но я был уверен, что для Лиз сделает исключение.
Через несколько минут Мигель вернулся, неся под мышкой планшет.
Сел возле Лизы, приглашая нас с Дезом присоединиться.
Мы склонились над экраном.
Мигель нажал нужные кнопки, и перед нами замелькали кадры домашнего видео: пляж, фигурки людей на берегу, панорама небольшого отеля с многочисленными бунгало на высоких сваях.
Все было снято небрежной рукой оператора-любителя.
Мигель живо комментировал увиденное:
— Вот, видите? За пять минут до цунами! Эти кадры я выкупил у одной телекомпании за десять тысяч долларов — они монтировали фильм с любительскими съемками свидетелей.
Мало что понимая, мы смотрели, как на наших глазах с пляжа отступает вода, будто какая-то мифическая рыба быстро впитывает ее в пасть.
— Видите? — захлебывался Мигель, указывая пальцем на экран. — Воды уже нет метров на сто! А люди радуются! Посмотрите — ходят по дну, ракушки собирают… Глупые, глупые!
По пляжу действительно бродили люди разного возраста.
Некоторые с интересом наблюдали за отступлением воды, кое-кто пытался догнать волны и нырял в них, некоторые продолжали лежать в шезлонгах под зонтиками, дети бегали по влажному песку, собирая морскую живность.
— Ну дураки… — с непонятным восторгом лихорадочно комментировал Мигель, тыча толстым пальцем в экран. — Никому не пришло в голову, что воду впитывает цунами! Смотрите — официант несет коктейль!!!
Он почти смеялся, и Лиза положила ладонь на его широченное запястье.
— Глупые… — приглушенно выдохнул Мигель, словно укрощенный этим прикосновением.
И больше не комментировал.
Мы и сами видели, как так же быстро вдалеке начинается обратное движение воды.
Нарастает. Клубится. А на горизонте медленно вырастает длинная черная волна…
Через мгновение она выросла и удлинилась по всей ширине горизонта.
Кто- то — тот, кто держал камеру, — с удивлением, но без страха или тревоги в голосе заметил, что вода прибывает слишком быстро и стоит предупредить тех, кто гуляет по мели, чтобы они вернулись ближе к берегу.
Очевидно, он говорил о тех, кого снимал в этот момент: женщина в красном купальнике держала за руки двоих детей и стояла на берегу, вглядываясь в нарастающую волну.
Мгновение настороженной тишины неожиданно прервалось криками, движением, безумными прыжками камеры.
Последний более или менее четкий кадр, зафиксированный любителем, был таким: волна, которая наконец выросла, с невероятной скоростью покатилась вперед.
Толпа людей, прогуливавшаяся вдоль освобожденной от воды мели, со всех ног помчалась назад.
Но было поздно.
Камера сфокусировалась на женщине с детьми, оператор успел вскрикнуть: «О, майн гот!» — и три фигурки в один миг исчезли в пене высоченной мощной волны, которая бросилась догонять (и догнала!) других…
Мигель нажал на паузу.
Изображение застыло.
Остановленная его рукой волна замерла.
— Это была она, Энни… — сказал Мигель, поглаживая экран в том месте, где минуту назад виднелись три фигурки. — Я ее сразу узнал, когда фильм показали. Теперь знаю, каким было их последнее мгновение…
Я видел, как Лиза сжала его запястье.
Наступила тишина.
— Выпьем, — сказал Дез. — Они были замечательные…
Мы молча выпили.
Мигель закрыл планшет и улыбнулся, очерчивая рукой пространство:
— Теперь она — везде…
Я бы никогда не подумал, глядя на этого полного энергии здоровяка, что за его статным фасадом кроется трагедия.
Собственно, такие же невысказанные трагедии кроются и за закрытыми створками у многих других.
Думаю — у всех. У каждого — свое…
Разве я сам не вспоминал постоянно тот никем не зафиксированный момент, когда выпроваживал Лику в последний поход?
Вероятно, и Елизавета думала о чем-то подобном.
Вероятно, нечто подобное мог вспомнить и Дезмонд Уитенберг.
То, о чем мы никогда не говорили.
— А каплун уже совсем остыл… — сказал Мигель.
Я был рад такому повороту, хотя каплун ни за что не полез бы мне в горло. Хотелось поделиться с этим потомком вымершего испанского племени чем-то сокровенным.
Возможно, в этом есть какое-то утешение — показать другому, что ты страдал не меньше него. Но я никогда не пользовался такими приемами.
Зато мне в голову полезли какие-то легкомысленные истории — целая лавина различных баек.
