— Денис, иди завтракать, сынок! — услышал из кухни голос матери.
Спрятал письмо и купюру в конверт…
Пошел по коридору, который показался мне темным и слишком узким по сравнению с недавней роскошью отелей. Но это все — бред, привыкну!
Я вернулся домой.
И больше ничего не искал…
* * *
— С возвращением, босс!
Это прозвучало не из трубки, а над самым ухом.
Но тем же веселым голосом, который я себе и представлял, — Лина!
Прозвучало не в офисе, в который я так и не попал, а здесь, посреди города, в толпе, которая шла и шла на Европейскую площадь.
Это было «дежавю», на которое следует надеяться. Хотя страну, как большого и загнанного в тупик тигра, давно и непреднамеренно дразнили факелами и копьями, тыча ими в разные части тела.
Такая довольно хитрая политика (хотя и довольно банальная), была предсказуемой: «тигр» таким образом медленно истощался, терял силы. А подбрасываемая время от времени кость или кусок прогнившего мяса в виде каких-то решений и законов на некоторое время унимала и усыпляла его.
Иногда я думал, что и капля, которая переполнит эту, казалось, бездонную чашу терпения и сосредоточит «тигра» на последнем прыжке, — никогда не прольется.
Как и многие из моих сверстников, я охладел к политике, ведь она стала предсказуемой, а откат в прошлое — неизбежным.
Но парадокс власти заключался в том, что, пытаясь разъединить, разворовать и распылить страну, выставить стену между ее частями, — она только объединяла людей.
Все это сплочение — невольно и даже для многих рядовых граждан неосознанно — привело к самому главному: вот к этому дню…
К этому осеннему дню, когда на углу Прорезной и Крещатика меня дернула за рукав бывшая студентка и нынешняя подчиненная Лина: «С возвращением, босс».
Она шла в толпе с желто-голубой лентой на воротнике куртки.
— Идем? — весело добавила Лина после того, как мы обменялись довольно сентиментальными объятиями. — Вы когда вернулись?
— Вчера, — сказал я.
— …И попали с корабля на бал? — улыбнулась девушка. — Поздравляю!
Мы пошли, хотя держаться вместе в такой толпе было трудно.
Люди шли плечом к плечу.
И я, давно разуверившийся в том, что такое может произойти, медленно переполнялся общей радостью и общим подъемом. Еще никогда за последние годы нас не было так много!
Но, имея в душе львиную долю скептицизма, я рассматривал лица и заметил, что в основном здесь были люди среднего и старшего возраста.
Все они смотрели друг на друга с некоторой степенью удивления и того же скептицизма, мол, ну, собрались, а что дальше? Ну, вот завтра президент подпишет соглашение, следуя пожеланиям масс, — и мы снова располземся по кухням и офисам?
А если не подпишет? Что дальше?…
До двенадцати часов на площади собралось тысяч двести — люди заполонили весь Крещатик от бульвара Шевченко до Европейской площади…
Я слушал риторику выступающих, которые по очереди брали слово, и с досадой думал, что ее следовало бы изменить. Ведь изменились не только времена, но и сами люди. Они, как в анекдоте, — уже были такими, «как надо». Их не следовало бы подогревать лозунгами, они настроены идти «долго и молча», стиснув зубы, не поддаваясь эйфории.
Однако все же откликались на лозунги.
И это меня немножко разочаровало.
Лина, которая все еще занималась мной в толпе, весело подмигнула:
— На Майдане собираться запретили, но — дудки! Все наши сегодня же перебираются туда!
Я подумал, что десять лет назад ей было не более девяти и она не может помнить заснеженные палатки Оранжевой революции…
Вспомнил слова водителя, который вез меня из аэропорта, — «Молодняк сейчас другой… Они этого плевка не простят…»
За несколько часов «всем миром» приняли несколько требований об отставке правительства, проведении внеочередной сессии Верховной Рады, на которой должны отменить решение о «приостановлении подготовки к ассоциации с ЕС», а в случае его отмены — импичменте президента.
Все это казалось мне нереальным, искусственным.
Ведь ломать надо было СИСТЕМУ. Всю систему, которая складывалась десятилетиями и в которой были задействованы все без исключения ветви власти. Замутить только поверхность этого застойного озера — было мало.
С трибун звучали слова «правящая партия», «власть», наконец — «банда».
Но на самом деле, мне кажется, это были не совсем верные определения.
То, что называлось партией, на самом деле было четко структурированной мафией с достаточно жесткими условиями выживания внутри самой себя, с разветвленной сетью семейных отношений, связанных между собой и кровью, и денежными сделками, и разного рода компроматами и взаимными долгами.
Несмотря на возвышенные и одухотворенные лица людей, я понимал, что теперь — ИМЕННО СЕЙЧАС — все так легко не обойдется. Ведь на кону у нынешних чиновников стоит все: не просто власть и какой-никакой престиж перед своим и мировым сообществом, а именно ВСЕ. В том числе и — жизнь. К тому же «крестный отец» всей этой структуры находится не в Киеве, не в Украине.
Мы имели дело только с марионетками. Но и этим марионеткам следовало бы обрезать веревки с рук…
— Босс, почему у вас такое кислое лицо? — прервала мои мысли Лина.
Я улыбнулся и ответил ей репликой из «Убить дракона»:
— Зима будет долгой…
— Посмотрим, — улыбнулась в ответ девушка…
* * *
Вернулся домой поздно.
После митинга Лина потащила меня в студенческое общежитие. По дороге мы встретили кучу знакомых — от ректора Николая до тех старых друзей, с которыми я давно потерял связь и уже не надеялся встретиться.
Удивительно, но именно этот «майдан» заставил нас увидеться снова.
Николай предложил навестить его, ведь настроения были разные: молодняк, завернутый во флаги, гудел, как море в шторм, и направлялся в общежитие.
Нам же хотелось обдумать ситуацию в спокойной уютной атмосфере более цивилизованного (то есть принадлежащего Николаю) помещения, которое располагалось в центре города. Тем более что он позвонил жене и заказал вареники.
Итак, компания, в которой уже набралось человек пятнадцять, раскололась.
Чмокнув меня в щеку, Лина ушла со студентами.
Мы с Николаем и еще парочкой наших знакомых пошли «греться варениками».
Я поймал себя на мысли, что не успел расспросить Лину о неожиданном отъезде Марины. Но обрадовался, что сдержался: слишком любопытной была эта девчонка.
