– Хочешь свою бутылочку? – спросила она ребенка.
Никки тут же перестал вертеться и сфокусировал заплаканные глаза на ней. Джемайма достала из сумки его привычную поилку и перелила в нее воду.
– Кажется, малыш точно знает, чего хочет, – заметила Лиза.
– Попробуй, – обратилась Джемайма к малышу.
Тот сделал небольшой глоток и поморщился. Видимо, действительно болело горло. Девушка снова дала ему бутылочку, продолжая гладить его и хвалить, говоря, какой он смелый и замечательный малыш.
Лучиано смотрел на все это с огорчением, все больше и больше понимая, что отделаться от Джемаймы будет не так просто, как он думал. Она так умело с ним обращается, знает его как свои пять пальцев, кроме того, спокойно и быстро реагирует на все его потребности. Он и няня явно провалили это испытание и не смогли предоставить малышу комфорт, в котором он нуждался. Мысленно он спрашивал себя, неужели мальчики подсознательно больше предпочитают мам, а не пап, и как его сын справится без матери, особенно если она внезапно исчезнет. Поглощенный этими мыслями, он инстинктивно стиснул зубы и позвал помощника, чтобы тот проводил врача до двери.
– Это и правда просто небольшое недомогание, – сказала Джемайма, когда доктор вышел из комнаты. – Расслабься.
– Как, черт возьми, я могу расслабиться, когда моему сыну плохо?
– Иногда ты не можешь ничем помочь и должен просто положиться на врача и его рекомендации, как в случае детской болезни.
Он действительно заботился о Никки и переживал. Джемайма заметила это по его поведению. Конечно, он и тут ведет себя агрессивно, но он вообще очень темпераментный. Внутренний голос подсказывал, что Лучиано Витале не станет делиться с ней чем-то личным, своими чувствами, например. Его отношение к сыну явно входит в эту категорию, поэтому даже не стоит пытаться.
Тем временем Никки уже засыпал у нее на руках.
Лучиано решительно направился к двери. По дороге нервно провел рукой по жгуче-черным волосам. Был уже вечер, и Джемайма только сейчас обратила внимание на щетину на подбородке Лучиано. Он явно из того типа мужчин, которым нужно бриться дважды в день. Лучиано ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и теперь выглядел не так идеально, как на первой встрече. Джемайма почувствовала внезапную радость оттого, что он ощутил, что все время находиться с сыном – это испытание гораздо большее, чем он ожидал. Конечно, неправильно с ее стороны так думать, все-таки Никки плоть и кровь Лучиано, и она польщена тем, что он так старается познакомиться с ребенком ближе. Однако торжество от внезапной мысли о том, что и Лучиано тяжело, не покидало ее.
– Теперь няня уложит ребенка спать, а нам нужно поговорить.
Поговорить? О чем? Джемайма напряглась, но аккуратно передала Никки в руки няни, а сама последовала за Лучиано.
– Что ты хочешь обсудить?
Лучиано взглянул на нее так, что она вся похолодела.
– Пожалуйста, не включай наивную дурочку. Я предпочитаю честность. Ты достаточно четко обозначила, что хочешь хорошую сумму за то, чтобы дать жизнь моему ребенку, а я хочу дать ему все, чтобы он был счастлив. Сегодняшний случай показал, что Никколо не будет счастлив без тебя. Во всяком случае, пока.
Джемайма молча слушала и удивлялась, неужели он готов признать, что она нужна Никки!
– Не важно, как я к тебе отношусь, но мой сын привязан к тебе, и я не хочу вредить ему, заставляя тебя резко уходить из его жизни. Он заслуживает большего. Кроме того, он не выбирал необычные условия своего рождения. Это сделал я.
Джемайма была поражена. Конечно, намек на беспринципность и низкие моральные принципы неприятно уколол ее, но он-то думает, что перед ним Джули. И пока она играет роль сестры, придется соглашаться и принимать на себя все ошибки, которые та совершила.
Лучиано смотрел на нее изучающе. Бледная кожа, стыдливый румянец на щеках, все это подчеркивало ее бледно-голубые глаза, и он невольно вспоминал серьги с аквамарином из шкатулки своей матери. Эти глаза, кожа, пухлые губы, налитые груди. Он не мог не думать о них. В голове проскальзывали мысли о ее нижнем белье. Какого оно цвета? Боже, неужели он, как школьник, не может справиться с собой. У него было много поклонниц, и каждая красивее и стройнее, чем Джемайма Барбер. Даже несмотря на это, именно она почему-то заставляла его остро реагировать на свое присутствие, всем телом чувствовать потребность в ней, как в женщине. Это странно, ведь он часто не обращал внимания на женщин, флиртующих с ним. Больше всего раздражало то, что Джемайма не подавала ни малейшего признака сексуальной заинтересованности в нем. Она не красилась, не пыталась соблазнить его стройными ногами, не выставляла напоказ свою шикарную грудь. Джинсовая юбка доходила до колен, когда она присела. Для Лучиано все выглядело так, будто она притворяется невинной девственницей. Может, она просто сменила стиль работы или очень высокий каблук, и тело напоказ уже не в моде?
Для него секс уже давно перестал быть чем-то особенным, возможно, этим и можно было объяснить устойчиво сильную реакцию на мать Никки. Вероятно, он мог почувствовать такое влечение к любой женщине. Правда, на няню так не реагировал, как, впрочем, и на другой женский персонал. В Джемайме Барбер было что-то особенное, невероятно притягательное, но что именно, он пока не понял. Лучиано ненавидел это, как яд в теле, потому что Джемайма стала для него олицетворением всего, что он ненавидел в женщине.
Повисла удручающая тишина. Джемайма слышала, как громко колотится ее сердце. Он сделал это для нее. Это наполняло ее необычайным волнением. Тело отзывалось на одно его присутствие, на один лишь его взгляд. Она ощущала, как горячо становится внизу живота, кровь приливает с новой силой туда, где Лучиано, по-видимому, желаннее всего. Он заставлял ее грудь набухать, а соски наливаться и твердеть, даже не прикасаясь к ним.
Все эти ощущения напомнили ей о старшей школе, когда потребность в сексуальном контакте обрушилась, как лавина. Это напоминало электричество, хотя тогда она не могла ни понять этого, ни контролировать. Сейчас почувствовать то же самое было вдвойне странно, ведь она уже не девочка-подросток. Джемайма поймала себя на том, что изучает лицо Лучиано, хотя совсем не хотела пялиться столь откровенно. Ее привлекали идеальные скулы, классический нос, сильный волевой подбородок и очень мужественный рот. Вдруг она провалилась в глубину его темных бездонных карих глаз с тигровыми прожилками и, едва взглянув в них, затаила дыхание. Мысли остановились, а сама она не могла пошевелиться.
Внезапно дверь в кабинет открылась, вошла пожилая женщина с кофе. Лучиано взял свой черный без сахара, а Джемайма сладкий с молоком. Во вкусовых предпочтениях они отличались так же, как и во всем остальном.
Элегантно держа чашку в одной руке, Лучиано сообщил:
– Я решил, что ты поедешь с нами на Сицилию в качестве няни, как ты предлагала ранее.
От неожиданности Джемайма даже раскрыла рот и часто заморгала, словно не понимала, что происходит и как такое вообще может быть.
