* * *
Вы знаете, я не из тех, кто щадит себя, и вас я сегодня не слишком щадил, я злоупотребил вашим терпением. Я не надеюсь, что, выходя из этого зала, вы будете благословлять меня за то, что я вселил в вас оптимизм и настроил на спокойный вечер и безмятежный сон. Впрочем, будьте осторожны! Ночь без сновидений не всегда предвещает счастливое пробуждение. Большинство осужденных на смертную казнь в последнюю ночь спят крепким сном… Я не принимаю вас за осужденных на смертную казнь, но считаю, что вам грозит смертельная опасность. Но, видите ли, умирает лишь тот, кто хочет умереть, ибо на самом деле есть лишь одна смерть, которая заслуженно называется смертью, настоящая, мертвая смерть: умереть побежденным. А побежден лишь тот, кто отчаялся. О, знаю, вообще-то я не похож на учителя надежды! И правда, я не учу надежде. Надежде не обучают, как грамматике. Надежда, как и вера, это милость Божия. От нас требуется только готовность ее принять. Но мы будем готовы уповать на то, что неложно, после того как отчаемся в том, что ложно. Так вот, я призываю вас отчаяться в ваших иллюзиях, тогда отчаяние будет у нас служить надежде. Вы просите лекарств. Зачем нам вместе искать лекарства от ваших болезней, если вы не знаете, от чего умираете?
Можно думать что угодно о современном мире, но, по-моему, настало время выяснить, создан ли современный мир для людей или люди созданы для современного мира, то есть вправе ли мы позволить современному миру попытку спастись за счет людей. Мы прекрасно понимаем, что современный мир, или своего рода механически-концлагерная цивилизация, которую мы так называем, сейчас занят тем, что — не спасается, конечно, простите, что я употребил это слово — выживает за счет человека, за счет многих миллионов людей, истребленных, замученных, брошенных в застенки, истерзанных голодом. За счет миллионов людей, допустим, но также за счет хлеба, вина, рек, лесов, славных городов, гибнущих один за другим под бомбами. Мне внушает ужас — дай бог, чтобы я смог передать вам этот ужас! — не то, что современный мир все разрушает, а то, что все эти разрушения ничуть его не обогащают. Разрушая, он растрачивает себя. Эта цивилизация — цивилизация потребления — просуществует до тех пор, пока будет что расходовать. О, знаю, вам трудно согласиться с таким ее определением, ведь, казалось бы, единственный ее закон — это именно производство, даже перепроизводство, чрезмерное производство. Но это чудовищное производство, этот гигантизм производства и есть признак хаоса, в который она неизбежно рано или поздно впадет. Разрушая, она расходует себя. Производя, она разрушает себя. Механически-концлагерная цивилизация производит товары и пожирает людей. Невозможно установить пределы для производства товаров. Механическая цивилизация перестанет производить товары только тогда, когда она пожрет всех людей. Она будет истреблять их в войнах, уничтожая огромные массы, кучи людей, она будет пожирать их и поодиночке, из одного за другим вынет мозг, душу, духовную сущность — то, что делает их людьми. И было бы безумием, теперь я это понимаю, думать, будто она способна когда-то сделать счастливыми этих обесчеловеченных людей в созданном для них мире. Она их уничтожит, погибая; они умрут вместе с ней, если такие люди еще могут рассчитывать на право и честь умереть.
Знаю, что, говоря так, я оскорбляю ваш здравый смысл, хотя именно к нему я обращаюсь, стараясь вас убедить. Вы думаете, что цивилизация, какой бы она ни была, не может вот так сделаться враждебной людям. Вы рассуждаете, что, должно быть, наша цивилизация пришла в свой срок и течения истории никто не остановит. Увы! Образ реки истории, хотя это только образ и ничего больше, определяет ваши мыслительные рефлексы. Вы видите — я говорю: «видите» — вы действительно видите эту огромную реку, она движется величественно, неодолимо, унося с собой человечество… А я вижу, что историю делают люди. Но не всю историю. Не только люди регулируют направление и ход истории. Однако без постоянного усилия людей цивилизация быстро исчерпывает свои ресурсы и свою устремленность вперед. Сейчас речь идет не о том, чтобы остановить течение реки или даже вернуться по ней вспять. Напротив, нужно открыть путь потоку, открыть путь для истории. Современный мир движется не слишком быстро. Его движение становится все медленнее. Только его нелепые летающие механизмы ввинчиваются в пространство со скоростью молнии. Сам он тяготеет к неподвижности, ибо двигаться по кругу — значит стоять на месте. Современный мир безостановочно производит механизмы, как заезженная пластинка без конца повторяет одно и то же слово и будет повторять его до тех пор, пока вы не снимете ее и не выбросите в окно. Любая цивилизация бесконечно производит механизмы и может произвести их больше или меньше. Но современный мир не довольствуется тем, что производит механизмы, он сам становится механизмом. И если не принять мер, этот механизм будет без конца усложняться, так что всего объема естественной деятельности человека станет недостаточно, чтобы его содержать. Машинная цивилизация в основе своей была лишь средством извлечения дохода или пользы, но средство станет — если уже не стало — целью. Боже мой, поймите, прошу вас, все это не образы и не метафоры, это простейшие истины, подсказанные житейским опытом. Разве для скупца золото — оно ведь тоже только средство — не становится целью? Разве скупец не способен принести себя в жертву своему золоту, разве он не готов скорее умереть, чем лишиться хоть малой его части? Нам знакомо подобное сумасбродство. Но если бы мы не знали такого примера, сочли бы мы это возможным? Дело в том, что вопреки мнению лжецов, которые полагают, будто человеком движет лишь любовь к собственной персоне, в нем есть на самом деле нечто иное. В человеке живет непонятная тайная ненависть не только к себе подобным, но и к себе самому. Можно дать любое объяснение этому таинственному чувству и его происхождению, но как-то объяснить его необходимо. Мы, христиане, считаем, что оно является отражением другой ненависти, в тысячу крат более глубокой и более осознанной, — ненависти Духа неизреченного, того, кто был самым лучезарным среди светил бездны и кто никогда не простит нам своего великого падения. Вне гипотезы о первородном грехе, то есть о глубинном противоречии нашей природы, определение человека, какой бы ясной ни была формулировка, перестает быть определением человека. Человек проскользнул сквозь дефиницию человека, как горсть песка между пальцами.
В последней книжечке Уэллса «Разум у последней черты», которую правильнее назвать не завещанием, а проклятием, знаменитый писатель, когда-то наивно считавший себя пророком будущего рая машин, нового золотого века, произносит слова отчаяния:
Человеческий род исчерпал свои возможности. Разум потерял способность достаточно быстро приспосабливаться к условиям, меняющимся с неслыханной скоростью. Мы на сто лет отстали от наших изобретений. Этот разрыв будет лишь возрастать. Хозяин Творения утратил гармонию со своим окружением. Итак, человеческий мир не просто терпит крах, он уничтожен, он ничего не оставит после себя. Попытка еще раз описать «Облик грядущего» была бы пустой затеей: нам нечего от него ждать.
«Мы на сто лет отстали от наших изобретений, этот разрыв будет лишь возрастать». Какая сила и сколько яда в этих образах, остроумных и вместе с тем поверхностных, так благосклонно принимаемых дураками, которым они заменяют общие понятия. По размышлении, что означает это опережение людей цивилизацией? Невозможно догонять бегом цивилизацию. Цивилизация — творение человека, а человек способен придумать множество различных цивилизаций. Его задача — найти ту, которая лучше всего ему подойдет, то есть позволит ему наилучшим образом реализовать себя в этом мире. Чтобы выбрать наверняка, он должен прежде хорошенько познать самого себя. Но люди не могут прийти к согласию даже по поводу собственного определения. И потому они легко вовлекаются в злополучные эксперименты, основанные на ложном или неполном определении человека. Но дуракам претит задумываться над такими проблемами, они предпочитают полагаться на Время. Нынешняя цивилизация лучше вчерашней — это неизбежность, а завтрашняя по той же причине определенно будет лучше. Если людям в ней тошно, если они пожирают друг друга, как крысы в крысоловке, оказывается, все дело в том, что цивилизация эта — не сегодняшняя, а завтрашняя или послезавтрашняя! Человек отстает от календаря, вот и все. Так вот, хватит с нас этих глупостей! Они придуманы для неразвитых или слаборазвитых народов, внезапно выведенных техникой из варварства или из состояния, худшего, чем варварство, — из рабства, самого унизительного рабства, из бездны рабства, где последний раб ищет кого-то еще более бесправного, стремясь, в свою очередь, его поработить, как мужики, описанные Горьким в его бессмертных воспоминаниях детства: они считали себя почти счастливцами, если им удавалось каждый день бить жену, но не до смерти, чтобы назавтра можно было снова приняться за прежнее. Я говорю, что цивилизация, порождающая непримиримые войны, выживает лишь благодаря цинично-откровенной или замаскированной политической диктатуре, жесткому экономическому регулированию и всемирному концерну по отуплению людей, мощное развитие которого под именем Пропаганды рано или поздно позволит обрабатывать общество столь же легко, с помощью столь же надежных технологий, как обрабатывают любое другое сырье, — я говорю, что эта цивилизация не опережает человека, а отстает от него.
