Книга Нея, страница 40. Автор книги Эммануэль Арсан

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Нея»

Cтраница 40

— Папа?

— Да, Нея… конечно, я люблю тебя.

Несмотря на удивительные вещицы, украшающие гостиную, я не хочу оставаться здесь. Я хочу вернуться обратно в комнату отца вместе с ним.

— Располагайся поудобнее. Пойду переоденусь и вернусь.

Я надеваю ночную рубашку, халат, тапочки и возвращаюсь.

Он тоже в халате, лежит на своей кровати, утопая в подушках, с сигаретой во рту. Он не выкурил ни одной после моего возвращения, и я едва ли это заметила. Однако, не подумав над этим, уже заканчивая работу по приведению в порядок его комнаты, я сунула нераспечатанную пачку «Кэмела» в ящик его стола.

Мы разговариваем. Обо всем. О маме. Обо мне. Беседуем обо мне, не делая этого — то есть не упоминая конкретно Мориса или изнасилование. Мы в основном говорим обо мне, а позже о моем отношении к отцу и о том, как он увидел меня. Странная сцена.

Он казнит себя, что не показывал своей любви ко мне. Тут он не прав, я очень хорошо знала, что он меня любил. Я знала все слишком хорошо, потому это никогда не интересовало меня. Мне были нужны мужчины, а я не смотрела на него как на мужчину.

Все-таки, мне думается, я не интересовалась этим, так как не могла принять его отношения к матери. Я не могла смириться с тем, что он всегда ей покорялся.

— Твоя мама была хорошей женщиной. Я любил ее, конечно, однако у нас было немного общего, скорее, очень мало. Мне нравилась ее хозяйственная расторопность, ее склонность к порядку, ее проворство, аккуратность и ее преданность тоже. Я любил ее очень сильно, но мы даже не разделяли нашей привязанности к тебе или Сюзанне, поскольку не видели вас в одном и том же свете. Например, я знаю, ты была сильной и смелой и ждала от нас всего, всех ответов. Я знаю, твои требования были безграничны. Твоя мама могла видеть только то, что не выходило за рамки твоих успехов в школе. Она была довольна, она считала, что у тебя все прекрасно. Вот почему она была куда больше разочарована в тебе, чем я… Я имею в виду до твоей отправки в Лаклэрьер.

Это меня совсем не удивляет…

Теперь мой черед говорить, рассказать ему, как я обычно думала о нем, насколько крепко любила и прежде всего объяснить ему, что я за человек.

— Ты видишь, я снова твоя дочь, — говорю я ему. — И была ею со времени этого обеда, с сегодняшнего вечера… Потому что, начиная с настоящего момента, я никогда больше не скрою ничего от тебя. Нельзя оставаться раздвоенным, отдавая только половину себя другим. Вероятно, мы всегда носим маски, надетые на различные лица разных людей… Выходит, не так, как в действительности. Люди или разрезают себя на маленькие кусочки и подкармливают вас «вкусненьким», или отрезают себе головы, или вспарывают себя… Ты понимаешь, папа, я могу любить тебя только целиком, всей собой… Или тогда я должна отделить себя полностью от всех, как это сделал ты. Но почему ты ударился в самоанализ?

— Потому что у меня ничего не оставалось, Нея. Твоя сестра уехала. Я знаю, она не хочет иметь ничего ни с тобой, ни со мной, ни с семьей. Что касается тебя, ты уехала в эту психушку. У меня было такое чувство, что мы избавлялись от тебя, как если бы закрывали что-то, чего надо было стыдиться: это было нечто вроде ампутации, и ты тоже отказалась от нас, как и твоя сестра. По крайней мере, я был абсолютно счастлив, живя как хобо [13]. У меня оставалось кое-что, чем можно было занять себя. Это моя берлога и викторины удерживали меня. Я отрезал себя от всех других возможностей и вариантов…

— Но ты не мог… Я не знаю… Я имею в виду, не мог ты увлечься женщиной или…

— Я всегда любил женщин, как тебе известно. У меня было много их, но сейчас я не могу даже подумать о женщине… Возможно, из-за возраста, настоящей старости, когда не хочется ничего и не нужна женщина наугад, а хочется только одной, избранной женщины, но мне ничего не стоило сделать выбор…

— Но ты не должен выбирать меня, папа. Я твоя…

— Да, у меня есть ты, Нея, но ты…

— Не говори, что я не женщина! Я женщина, и этого достаточно. Я говорила тебе раньше, что я женщина… Когда я увидела тебя недавно в ванне и обратила внимание, какой ты красивый, я знала в глубине души, что я женщина.

Я подхожу к отцу и сажусь рядом с ним. Кладу голову ему на плечо, а он погружает свои пальцы мне в волосы, гладит по щеке и целует меня. Я прячу голову под его подбородком и в свою очередь тоже запускаю руку в его волосы и глажу по чудесной гладкой щеке.

— Эти бритвы в твоем наборе слишком большие, не правда ли, отец? Твое чудесное гладкое лицо выглядит именно так, как, по-моему, и должно выглядеть лицо мужчины. Все вы, мужчины, можете быть привлекательными, если захотите. Мы, женщины, ласковые и нежные, потому что мы вынуждены такими быть. Но чем более мужественны вы, тем должны быть ласковее мы, и сейчас, отец, ты самый мужественный мужчина, какого я когда-либо знала или видела.

Я смотрю на него, думаю о том, какой же он сейчас красивый. Моя рука проскальзывает под халат ему на грудь. Я чувствую, как бьется его сердце.

— Ты знаешь, я люблю тебя, не так ли?

— Да, Нея, — говорит он. — Я знаю.

— Но ты знаешь теперь как?

— Я не уверен, — произносит он.

Мой рот возле его лица, обе мои руки на его лице. Я смотрю ему прямо в глаза. Глажу его веки, его белые брови. Моя рука опускается вниз на шею и замирает у него на плече. Я распахиваю его халат. Он не двигается и смотрит на меня пристально, встретившись с моим взглядом.

— Мне кажется, я знаю, как ты меня любишь, Нея. Но не та ли это любовь, которая уже все разрушила?

— Наоборот, разве не отказ разрушил все?

Он опускает глаза. Он очень хорошо понимает: его тело принимает то, что я осмеливаюсь предложить ему. Я должна примирить его с самим собой. Я должна помочь ему примириться с его прошлым, с его воспоминаниями, мыслями о нем самом и обо мне, с тем, что мы сейчас вместе. Поэтому я говорю ему громко и отчетливо:

— Ты знаешь, папа, кровосмешение — это как раз то, чего человек хочет, равно как и всего прочего.

Он не отвечает мне, но и не отсылает прочь. Я прижимаюсь к нему и продолжаю:

— Не говори мне о табу или непорочности, не говори мне о том, что я сама уничтожила. Что я говорю тебе, так это то, что ни о чем не жалею. Я не жалею ни о чем, что было мной разрушено в моей жизни. Даже Морис был только источником любви и правды в моей жизни, и я надеюсь и верю, что значила то же и для него. Все, что случалось со мной в жизни, как ты видишь, происходило потому, что я всегда делала то, чего желала. Я хочу любить тебя и хочу быть любимой тобой. Хочу, чтобы мы любили друг друга подобно солнечному свету, любили при ярком свете дня. Я хочу слиться с тобой и обнять тебя и хочу, чтобы ты обнял меня. Я хочу полностью узнать тебя. Что еще я могу дать тебе? Радость и экстаз, язык счастья. Если ты соединишься со мной и возьмешь меня, ты получишь все, что слово «мужчина» значит для меня, ты поверишь в то, что мы ничего не теряем, не причиняем боль, не уничтожаем друг друга? Нет, мы снова объединимся, мы опять будем вместе, связанные, объединенные. Вместе…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация