– Влад, я запуталась, – проговорила Катя, растирая пальцами слезы как маленькая, – я устала от своей жизни, которая никому ничего не дает.
– Мне дает, – Влад нежно посмотрел на нее, – и нашим детям тоже.
– Но есть же другие дети, – Катя закрыла лицо ладонями, – а у меня не хватает души.
– Катерина, маленькая моя, – муж приблизил к ней лицо и поцеловал в щеку, – ты слишком к себе строга.
В ту ночь Катя не ложилась. Эмоции зашкаливали, страх путался с решимостью. Под утро она приняла решение: если привести ребенка домой и дать ему хотя бы какое-то подобие надежности и защиты она не может, значит, надо искать другой путь. К утру Катя перебрала в Интернете все московские организации, занимающиеся проблемами сиротства, и остановилась на трех. Первым в списке стоял благотворительный фонд «Арифметика добра» – существовал он всего два года, но уже успел создать несколько серьезных программ. К тому же, в отличие от остальных организаций, там были живые вакансии. А самое главное, учредитель этого фонда Роман Авдеев знал о сиротах не понаслышке – поскольку сам усыновил семнадцать детей. Этот факт стал для Кати решающим. Она была поражена историей жизни Романа Авдеева и его здравой позицией. Он писал о том, что не каждый способен принять в семью сироту, и это нормально, потому что не у каждой семьи хватит душевного и физического ресурса, ведь воспитание ребенка-сироты – это сложная задача. Но можно помогать детям тысячей других способов…
Катю осенило. Вот что ей нужно делать: если она не способна усыновить сама, нужно всеми силами помогать тем, кто принимает в семьи детей! Если она не может быть для Юли поддержкой, то попробует найти ей другую, более спокойную и мудрую семью. За пару часов Катя составила резюме – сто лет ничего подобного не делала – и направила на общий адрес фонда. Не имея понятия, примут ее резюме или не примут, она взяла чистый лист бумаги, написала заявление об увольнении из издательства и стала собираться на работу. Пусть будет, как посоветовал Влад. Если это единственный доступный ей путь.
… – Яков Львович, подписывайте! – Екатерина Викторовна уже битый час объясняла собственнику, что хочет уйти из издательства и решение это окончательное.
– Но как же можно?! Двенадцать лет!
– Вот именно. – Катя вздохнула и отвернулась к окну.
Он воспользовался положением хозяина кабинета и, выйдя из-за своего стола, уселся напротив гостьи. Сначала взял в свои пухлые ладони ее безвольно повисшую руку, потом словно вспомнил что-то, встал, вынул из шкафа бутылку коньяка, тарелочку с лимоном и две рюмки.
– Я за рулем, – напомнила Катя скорее себе, чем ему.
– Ничего, – Яков Львович отмахнулся, – один раз в жизни можно. Вызовем тебе такси.
Первую рюмку она выпила молча и торопливо, Яков Львович последовал ее примеру.
– Скажи мне только одно – почему?!
– Я не смогу объяснить…
– Ты уж будь добра, – он поморщился, – постарайся.
– Я здесь стала сама себе противна, как будто смысл куда-то ушел, – Катя посмотрела на своего руководителя в упор, – так понятно?
– Нет.
– Вот и я говорю, – Катя вздохнула, – объяснений нет.
– Ладно.
Яков Львович снова разлил. Катя только сейчас заметила, как трясется его правая рука. Левая, видимо, была не в лучшем состоянии – он зажал ее между своих полных, обтянутых брюками от Бриони, колен.
– И чем же ты планируешь заняться?
– Книги писать, – соврала Катя, и от этой неправды ей самой стало тошно.
– Дорогая моя, ну не смеши! Ты же знаешь, как они продаются. Ну, вот сколько ты за свое «Сломанное детство» получила?
– Копейки.
– В-о-от, а ведь настоящая вещь! Только тяжелая, у нас таких не читают.
– Спасибо…
– Да я не про то. Жить на что будешь?
– Муж зарабатывает. Все хорошо.
– Я тебя умоляю. – Яков Львович безнадежно махнул рукой, но тут же одумался: – Прости! Ничего такого я не хотел.
– Прощаю. – Катя безразлично пожала плечами.
Яков Львович воспользовался паузой и смущенно выпил, заставив и Катю поддержать неопределенное «будем».
– Может, тебе график поменять? Ну, чтобы на работу не каждый день ездить. Будешь больше с детьми…
– Не думаю, что это выход, – Катя посмотрела на стену с портретом президента страны, – я чувствую, что застряла. Как в болоте.
– Но почему вдруг надо все бросить?! Где ты еще такое место найдешь? У меня же комфортно работать.
– Вот правильное слово, Яков Львович, – Катя обрадовалась его находке, – комфортно. Комфортный стеклянный мир. Ну поймите вы, невозможно перейти на новый уровень, не покончив сначала с прошлым.
– Я ни черта не понимаю! – Он наконец потерял терпение и разозлился. – Я тебя вырастил. Ты кем пришла? Младшим редактором после аспирантуры. Что умела? Ничего!
– Простите, – Катя не дала ему договорить, – мне пора вызывать такси.
Несколько манипуляций со смартфоном – и такси заказано. Быстрее, быстрее! Катя чувствовала, что еще чуть-чуть, и она сломается, позволит сомнениям прорваться наружу. Тогда Яков Львович сможет запросто ее уговорить. Она и сама не могла толком понять, чем грозит ей потеря руководящей должности и хорошей зарплаты. Ей просто стало невыносимо вариться в коммерческих заказах, верстках и корректурах. Она больше не знала, о чем говорить с коллегами, – все темы стали пустыми. Словно мир, в котором она столько лет жила и которым по-настоящему наслаждалась, внезапно перестал существовать.
Звякнула смс: такси ждет. Катя поднялась с места и виновато улыбнулась. Ей больше нечего было сказать, а выслушивать новую порцию уговоров не хотелось. Чтобы заранее перекрыть поток ненужных слов, Катя быстро подошла к Якову Львовичу, вставшему из своего кресла одновременно с ней, и крепко его обняла.
– Ну как же так? – то ли выдохнул, то ли всхлипнул он.
– Простите меня, пожалуйста! Я отработаю, как положено, две недели. И после звоните мне в любой момент. Нового человека в курс введу.
Катя отстранилась и торопливо клюнула его в щеку. Отчего-то ей вдруг стало жалко этого полного, практически лысого мужчину, который всю жизнь твердо знал, что надо делать и как зарабатывать деньги. При этом ловко лавируя между событиями и людьми так, чтобы не создавать себе дискомфорта и проблем.
– Знаете, – она глупо улыбнулась, – я всегда хотела, но не решалась спросить. А у вас дети есть?
– Не получилось, – Яков Львович с досадой развел руками, – не могла моя Соня родить.
– Усыновить не пытались?
Он уставился на Катю с непониманием:
– Нет. А зачем нам чужие дети?
Подняв в прощальном жесте ладонь, Катя попятилась к двери. Через минуту она уже сидела в такси и повторяла про себя: «Чужие дети, чужие дети». И правда, кому и зачем они могут быть нужны? Ни ей, ни Якову Львовичу, ни другим успешным состоявшимся людям они ни к чему… Губы ее невольно шевелились, лицо искажала гримаса боли, которую в зеркале заднего вида наблюдал недоумевающий таксист.
