– А я подумал, что она не хочет меня видеть…
– К сожалению, мы редко бываем умны с теми, кого любим. Сможете передать весточку моему отцу?
– Да, у меня скоро отпуск и есть разрешение на посещение Германии. Но… я думал, вы его ненавидите.
– Расскажите ему о налете – столько, сколько дозволено. Началась стрельба, я попал под перекрестный огонь. Доблестно сражался, геройски погиб… В общем, сами знаете, что надо плести отцам о сыновьях, а сыновьям об отцах.
В дверь негромко постучали, и молодой офицер СС, отсалютовав по всей форме, сообщил, что штандартенфюрер должен быть готов через пять минут.
– Ну, пора начищать ботинки, укладывать волосы на пробор и отправляться играть свою роль в этой тевтонской опере. В официальном письме будет сказано, что я погиб в бою.
– Я передам ваше сообщение.
– «Попал под перекрестный огонь»… Да, хорошая формулировка.
Хут невесело улыбнулся.
Дуглас взял со спинки стула бушлат Мэйхью и, надевая его, снова почувствовал тот самый резкий запах. И вдруг узнал его – это был запах нюхательного табака. Конечно, это даже не улика. Что он может предъявить, исходя из простреленной банки нюхательного табака и окурка сигары «Ромео и Джульетта»? Однако теперь он ясно понял, что именно Мэйхью привел доктора Споуда в квартиру над антикварной лавкой, убил его и полночи жег бумаги с расчетами. Не хотел, чтобы и Споуд, и его работа сами пришли американцам в руки. Он твердо решил втянуть Америку в войну.
– Попал под перекрестный огонь, – еще раз повторил Хут. – Все мы под него попали…
– Прощайте, штандартенфюрер, – произнес Дуглас, застегивая воротник.
За окном в сторону главных ворот ехал «Роллс-Ройс» Келлермана, и флажки над ним реяли на ветру.
