Началось расследование. Регулятор – Росавиация в лице Александра Нерадько – запретила Red Wings полеты. Формально не из-за катастрофы, а потому что у компании, дескать, «плохое финансовое состояние». Хотя это состояние, если брать соотношение долга к выручке, у Red Wings было лучше, чем у «Трансаэро». Последняя через несколько лет пришла к закономерному финалу – банкротству, а Red Wings летает до сих пор (недавно она объявила о выходе в точку безубыточности) и перевозит по два миллиона пассажиров в год.
Что такое для авиакомпании остановка полетов? Каждый день простоя – это расходы без доходов, потеря клиентов. Мы все это проходили на примере Blue Wings. Росавиация не собиралась продлевать сертификат эксплуатанта. Я подарил компанию за символический один рубль. А после этого от правительства ко мне поступило «щедрое» предложение насчет «Ильюшин Финанс». ВЭБ наконец-то оценил актив и купил 48,4 % акций ИФК у «Объединенной авиастроительной корпорации» аж за 300 с лишним миллионов долларов (на финансирование «суперджета», понятное дело). То есть всю компанию оценили в 700 миллионов, а мой скромный вклад – в 175.
Однако мне сообщили, что надо сделать так называемую «безденежную сделку» – поменять пакет «Ильюшин Финанс» на два тяжелых транспортных «Руслана» Ан-124, принадлежащих ИФК. Если по справедливости, то обмен получался неравноценный: вместо почти шести миллиардов рублей – максимум два с половиной. Но пришлось соглашаться.
Воздушные суда находились в лизинге у воронежской авиакомпании «Полет», принадлежавшей некоему Анатолию Карпову, полному тезке бывшего чемпиона мира по шахматам. Карпов когда-то трудился радистом в отряде сельхозавиации при Воронежском аэропорте, а в «лихие 90-е» приватизировал несколько «Русланов». Самолетов большой грузоподъемности для перевозки крупногабаритных и сверхтяжелых грузов в мире не так уж много, а спрос на такие услуги – огромный. Карпов быстро набрал заказчиков, причем не только в России. Фирма «Полет» стала генеральным перевозчиком Роскосмоса. Ее клиентами были такие компании, как Volkswagen, Rolls-Royce, Siemens, Philip Morris, Ericsson, IBM, Lufthansa и многие другие. Натовцы для транзита грузов своего контингента в Афганистане тоже пользовались услугами «Полета».
При этом свой бизнес Анатолий Степанович организовал очень хитро. Собственно, «Полетов» было два. Одна из компаний-тезок, возившая пассажиров, стояла на учете в управлении налоговой службы по Воронежской области и показывала сплошные убытки. Другая, которая эксплуатировала грузовые самолеты и заключала многомиллионные контракты, обитала на Кипре, где Карпов «скирдовал» деньги в Bank of Cyprus.
Документы указывают на то, что налоговая инспекция 20 лет не обращала никакого внимания на эти шалости. Денег для того, чтобы обеспечивать своему безналоговому бизнесу надежную «крышу», у Карпова было в избытке. Иностранные клиенты тоже не заморачивались вопросом, куда платить. Министерство обороны Великобритании, например, чтобы не перечислять деньги непосредственно в офшор, «прокладывалось» оптовым консолидатором Chapman Freeborn Ltd. В 1994–2014 годах кипрская компания Карпова Deltaline Overseas Ltd. зарабатывала в среднем 40–50 миллионов долларов в год!
И все было бы хорошо, но пресловутая «жаба» требовала своего – Карпов, чтобы не грузить деньги на Родину из-за бугра, набирал в России кредиты. Из-за долгов ему и пришлось отдать два «Руслана» компании «Ильюшин Финанс». Самолеты «Полет» тут же взял в лизинг. Смысл операции заключался в том, чтобы получить от ИФК деньги, но за лизинг не платить. Карпов вообще предпочитал никому ничего не платить – ни налоги, ни за лизинг, ни зарплату персоналу.
Что любопытно, генеральный директор ИФК Александр Рубцов, начинавший свою карьеру в российском филиале международной аудиторской компании Ernst & Young, а затем трудившийся в нашем банке, к данной ситуации относился вполне доброжелательно. Для меня всегда было загадкой, почему крупнейшая в России авиализинговая компания, получавшая, по данным тех же аудиторов, огромную выручку, за все годы ни разу не заплатила ни мне, ее основателю и одному из главных акционеров, ни государству ни рубля дивидендов. Сам собой напрашивается вопрос: может, Карпов тоже «мотивировал» менеджмент ИФК в обход официальной кассы?
В общем, все, что я получил от этой многомиллиардной инвестиции – два старых самолета, которые потом нужно было еще как-то забрать от партнера-жулика. Это как в старом анекдоте про ходоков, пришедших к Ленину: «Владимир Ильич, там у вас в приемной какой-то злой мужик. Мы у него закурить попросили, а он нас по матери послал». – «Так это же Дзержинский! Феликс Эдмундович – добрейшей души человек. Другой бы в морду дал».
В итоге я практически вышел из бизнеса. К слову, расстался с ним безо всякого сожаления. Ко мне тогда как раз пришли два журналиста русской версии Forbes – Александр Левинский и Елена Березанская. Они долго выпытывали, как же так все случилось, а я долго им все объяснял. Обложечный материал, вышедший про меня в мае 2013 г., был озаглавлен «Как миллиардер Александр Лебедев оказался на задворках бизнеса и политики». Текст поражал своей заказной непосредственностью:
«А вот Лебедеву не до шуток. В начале октября 2011-го по поручению председателя СК А. Бастрыкина было возбуждено уголовное дело по статье о хулиганстве. «По мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти». По этой же статье – с максимальным сроком наказания до пяти лет – осудили танцовщиц из группы Pussy Riot. Один из бывших партнеров банкира не исключает, что он втайне даже надеется попасть в тюрьму и стать мучеником, только бы еще какое-то время остаться в центре внимания. Так может быть, Лебедеву лучше уехать в давно обжитый им Лондон, распродав оставшееся имущество, и зажить спокойно и счастливо?»
Очень знакомо, правда? А ведь процесс только начинался.
Глава 6
Судебный водевиль«Дело Полонского»: разворот на 180°
24 октября 2012 года меня вызвали на очередной допрос в «следственный отдел следственного управления следственного комитета по Бабушкинскому району Следственного комитета Российской Федерации». Заранее было сказано, что мне предъявят обвинение в преступлении, которого я не совершал.
Перед визитом к следователям я встретился с Генри Резником. «Вам это надо? – спросил меня Резник. – Вы же видите, к чему все идет. Наша позиция, с точки зрения закона, непробиваема. Но я не могу гарантировать благоприятный исход. Вы же понимаете, наша судебная система…» Намек был более чем прозрачен. Я мог просто уехать из страны и избежать скамьи подсудимых. Но это значило бросить все, чем ты дорожил, и перестать уважать себя. Поэтому на следующий день мы с Резником явились в Следственный комитет. Роман Сиротин предъявил мне обвинение и положил передо мной бумагу, которую я должен был подписать. Это была так называемая «подписка о невыезде».
Тут произошло первое из череды событий, с помощью которых я пытался создать юридические прецеденты. Дело в том, что у российской правоохранительной системы есть порочная практика – если человека не арестовывают, ему объявляют подписку. Чохом, на автомате. Это своего рода мера психологического давления. Причем именно объявляют, хотя само по себе это нонсенс – слово «подписка» подразумевает, что человек должен что-то подписать.
