— Ой, — выдохнула землянка, никак не ожидавшая увидеть эдакое чудо с перепачканными в муке пальцами.
— И это наш страшно-ужасный Паук? — поддержал подругу Лис, подступая поближе к шару. Хаг лишь крякнул.
— Дейсор не допускает ошибок. Страх — не главное оружие демона. Он никогда не упускает добычи и проходит по нитям судьбы прямо к цели, — спокойно констатировал Гадерикалинерос, разглядывая подарочек в шаре, который метнулся по замкнутому пространству и завопил:
— Отпусти меня, я страже жаловаться буду!
Сквозь мутную поверхность шара заключения девица разглядела подошедшего к ней дракончика и заорала еще громче, возможно, надеясь сразить противника звуковой волной:
— Это похищение!
— Зачем же ты извести нас хотела, а, милашка? — выпалил Машьелис, подходя поближе к ловушке.
— Я помощник повара в «Тихом уголке»! Я требую, чтобы меня отпустили! Это какая-то ошибка! — застучала кулачками о пружинящую, как мячик, поверхность ловушки девица.
— Так вот как и где она тебя подловила, Стефаль! — озарило Лиса.
Дроу после этих слов мигом прекратила притворяться перепуганной и возмущенной. Осталась только чистая нерассуждающая ярость. Девица даже попыталась плюнуть в лицо дракончику, но плевок, разумеется, не долетел до цели, растекшись по внутренней стороне ловушки. Повариха шипела, билась о полупрозрачный барьер и, кажется, вполне профессионально материлась.
— Госпожа, ваша вина доказана уже тем, что вы были принесены сюда в результате ритуального поиска демоном дейсором, — спокойно вступил в беседу декан. — Подобные действия признаются в мире Игиды в целом и стражей Дрейгальта в частности в качестве доказательств, не требующих сбора дополнительных улик и допросов.
— Ненавижу! — выпалила девица, остановив поток сквернословия. Она сжала руки в кулачки и до крови закусила губу. — Как же я ненавижу вас, всевластных пророков-предсказателей, по одному мановению руки которых ломаются жизни!
— Чего-то я не понимаю! Кто тут кого извести собирался? Такое впечатление, что это не она нас к предкам отправить хотела, а мы ее, — картинно изумился Машьелис оригинальному заявлению пленницы.
Шаортан и Гад тоже выглядели весьма заинтересованными речами обвиняемой. Но сами поддерживать беседу пока не торопились, давая возможность молодому поколению проявить себя. В очередной раз, наверное, использовали ситуацию для учебы и воспитания, не сказать — дрессировки блюстителей пророчеств.
— Так за что ты нас приговорила, девица-красавица? — прогудел Хагорсон, слегка хмурясь и разглядывая маленькую дроу без неприязни, но с явственной озадаченностью.
Стефаль как лицо небеспристрастное предпочел последовать примеру учителей и самоустраниться от расспросов той, по чьей милости он едва не отправил к богам и новому рождению лучших друзей. (Об иммунитете к ядам, дарованном кровью дэора, бедняге эльфу ради безопасности членов команды так до сих пор и не сказали.)
— Вы разрушили жизнь и свели с ума моего единственного родича — дядю Ширьлу! — с пафосом выдала повариха, гордо вскинув голову. Правда, беретик такого жеста не выдержал и, разрушая всю патетику момента, сполз девице на один глаз, превратив ее из героини в хиппующую оригиналку.
— Ширьлу? Это тот псих, который едва Сад Игиды не извел, чтобы себе саженец в оранжерею заполучить? — обрадованно уточнил о Либеларо. Радовался он, правда, не деяниям бывшего члена городского совета, ныне кукующего в психиатрической больнице, а подтверждению собственных догадок.
— Вы свели дядю с ума! Ненавижу! Выродки! — скандировала пленница.
— Это тебе дядюшка сказал? — вполне миролюбиво подкинул вопрос дракончик.
А вот Яна, миролюбивая до тех пор, пока речь не заходила об угрозе дорогим людям, уже начинала понемногу закипать, выслушивая беспочвенные оскорбления в адрес друзей и уважаемых мастеров.
— Как бы он смог?! — запальчиво выкрикнула жертва дезинформации. — Его рассудок помутился от вашей проклятой магии!.. Вас всех, гадкое семя пророков, хотела бы извести и разрушить Башню Судеб, сровнять с землею сами стены академии! Таким выродкам, ради власти калечащим разум невинных, нельзя жить! — продолжала бушевать девушка, и Янка не выдержала:
— Да что бы ты понимала в этом деле! — выкрикнула приговорщица, наставив на повариху указательный палец, и конфузливо ойкнула, почувствовав привычную волну энергии, прокатившуюся по телу от средоточия силы до указующего перста.
С девушкой в шаре-клетке тем временем стало твориться странное. Она сначала побелела до слияния цвета лица с волосами, потом покраснела, снова пошла пятнами, схватилась руками за голову и упала на пол, скорчившись в позе эмбриона и тихо поскуливая.
— Ох, я не хотела, простите, — испугалась нечаянно сотворенному приговору землянка.
— Все в порядке, Яна, — мягко промолвил декан, положив руку на плечо потрясенной девушки. — Часто та правда, которую не желают понимать и принимать, приходит очень болезненно. Особенно если осознаешь, что, ведомый ложными обвинениями, натворил столь многое и едва не совершил непоправимого злодеяния. Понимание подобного бывает стократ болезненнее мук физических. Если, конечно, у познавшего истину есть совесть и честь.
— Околдовали, — жалко проскулила пленница, обхватившая голову руками.
— Скорее, развеяли дурман, — сурово отчеканила Шаортан, наконец-то решившая вмешаться. Она выступила вперед и веско молвила: — Яна — приговорщица, чьи слова по высшей воле обретают силу праведного суда. Лжи Силы не допустят. За неправедный приговор злоупотребивший дарованным могуществом лишается дара. Ты ведь сама все понимаешь, девушка. Речь лишь о том, найдешь ли мужество осознать.
Тщетно пытавшаяся бороться с рухнувшим на нее пониманием юная дроу перестала сжимать голову руками и села внутри шара. Ее тело била дрожь, но фанатичная ярость ушла, плясали дрожащие губы, тряслись руки. Девушка крепилась недолго и наконец бурно разрыдалась. Сквозь потоки слез пробивались несвязные слова, смысла которых никто из блюстителей расшифровать не брался даже при помощи переводческой магии АПП.
— Может, ее оттуда как-то достать можно? — спросила сердобольная Янка у мастеров.
— Пока ритуал не завершен, нет, — суховато проинформировал Пичельэ. Кажется, толстячок особенного сочувствия к пленнице демонической ловушки не испытывал.
И все стали ждать. Минут через пятнадцать слезы и истерика мало-помалу прекратились, стихло и шмыганье носом. Отрыдавшая девушка взглянула на публику красными, как у кролика-альбиноса, глазами, вытерла лицо подолом фартука, оставив на щеках мучные следы, как рассеянный индеец, перепутавший краску — знак объявления выхода на тропу войны, — и потерянно прошептала:
— У меня же, как мать с отцом погибли на алтаре Ллос в пещерах, никого не осталось. Только дядя — сводный папин брат — опекал. Я его добрым, хорошим, щедрым и заботливым считала. Каким бы он ни оказался, лишь ему я оказалась хоть немного нужна. Потому и почти обезумела, когда все случилось. Меня в Дрейгальте не было, училась в Академии творения яств. А вернулась… и пусто. В его доме общественная оранжерея. Все вызнала у стражей, которые дело вели. Подчиняла их и расспрашивала. Про команду троих студентов-блюстителей, которые в протоколе записаны как наложившие приговор болтливости, который дядю в тюрьму привел, главный страж-следователь рассказал. У него имена выяснила. Слушала и не верила, на свой лад толковала, потому на всех в АПП и разозлилась разом.
