– Да, я считаю, нам надо быть последовательными и пойти тем же путем, как и в случае с жучками. Мы же не можем иметь разные ограничения.
Халениус почесал бровь – это выглядело довольно неприятно.
– Если принять закон в таком виде, от него не будет никакого толку, – сказал он. – Нет ни одного преступления, к которому его удастся применить. Минимум четыре года тюрьмы. По большому счету только убийство и терроризм влекут за собой столь суровое наказание, именно поэтому предел для жучков находится там. Для прослушивания телефонов планка опущена до двух лет, это хорошо зарекомендовавшая себя граница, ты не думал применить ее?
Томас сделал вдох, но у него не нашлось что сказать.
– Ты слишком усложняешь ситуацию для полиции, – продолжил Халениус. – У них почти не будет возможности действовать.
Неприятное ощущение в животе Томаса усилилось, он вцепился в подлокотник своей единственной рукой, чтобы сдержать эмоции.
– Но мне надо выступать на совещании правительства в четверг, – промямлил он, – исследование должно быть закончено к этому сроку.
– Только не в таком виде, – сказал Джимми Халениус и поднялся. – Мы вообще-то хотели передать этот вопрос на рассмотрение в риксдаг до лета, но нам надо попытаться закончить до выборов. Справишься?
Томас уставился на своего шефа. Взъерошенные волосы, немного тесная рубашка… Кем, черт возьми, он себя возомнил?
– Конечно, – сказал Томас. – Естественно. До выборов все будет.
Бывший главный прокурор Кьелль Линдстрём жил в старом деревянном доме с зубцами и башенками на Вегагатан во Флене. Анника припарковалась на гравиевой площадке по соседству. Мужчина на вид лет семидесяти поднялся со стоявшего на газоне садового стула и направился к ней легкой и уверенной походкой. У него были густые седые волосы, а поверх белой футболки надета коричневая кофта.
«Я хотела бы иметь все это в мои семьдесят, – пронеслось в голове у Анники. – Деревянный дом, и кофту, и газон.
– Редактор Бенгтзон, я полагаю?
У него были ясные карие глаза.
– Прямо в точку, – улыбнулась Анника, повесила сумку на плечо и пожала ему руку.
– Мы никогда не встречались раньше? – спросил Кьелль Линдстрём.
– Нет, – ответила Анника, – я звонила и искала тебя, когда все случилось, но ты был ужасно занятым человеком.
Он усмехнулся.
– Хочешь кофе? – спросил он.
– Ужасно хочу.
Мужчина показал рукой в сторону газона. Анника прихватила с собой штатив с камерой и последовала за ним к столу, стоявшему рядом с сиреневой беседкой. На столе был поднос с термосом, чашками и блюдом с плюшками с корицей.
– Свежеиспеченные, – сказала Анника.
Он рассмеялся снова. Похоже, был весельчаком.
– Я должен признать, в нашей семье обязанности довольно традиционно разделены по половому признаку. Моя супруга печет. Я жарю мясо на гриле. Она сейчас на занятиях по пилатесу.
Они расположились на садовых креслах, покрашенных прозрачным синим лаком, с толстыми подушками на сиденьях. Ветер играл листьями берез у них над головой, отчего пробивавшийся вниз солнечный цвет становился мерцающим. Анника достала видеокамеру.
– Могу я снимать?
– Это будет замечательно.
Она закрепила камеру на штативе, настроила баланс белого и проверила, оказался ли старый прокурор в центре кадра. Достала блокнот и ручку из своей сумки, в то время как хозяин налил в чашки кофе.
– Итак, тебя интересует Жозефина Лильеберг? – сказал он и закрутил крышку термоса.
– Могу я задать совсем другой вопрос, прежде чем мы начнем интервью? – спросила она.
Прокурор приподнял брови и опустил кусок сахара в свою чашку.
– Конечно.
– Когда надо заявлять в полицию об исчезновении человека, как ты считаешь?
Он удивленно посмотрел на нее:
– Об исчезновении? Все зависит от конкретного случая, конечно. Речь идет о ребенке или взрослом?
Анника колебалась мгновение.
– О моей сестре, – наконец сообщила она. – Не пришла домой с работы позавчера.
Сидевший перед ней мужчина помешал кофе ложкой, чтобы сахар растворился.
– Никому не запрещается покидать свой дом. Взрослые люди могут приходить и уходить по собственной воле, и вовсе не обязательно их отсутствие связано с чем-то криминальным.
– Но если действительно что-то произошло?
– Если существует опасность для жизни и здоровья, ситуация, естественно, совсем иная. Если имеются признаки угроз, насилия или похищения или если пропал ребенок или подросток. Она с кем живет?
– У нее муж и дочь, – сказала Анника.
– Тогда она, пожалуй, не хочет, чтобы ее нашли. У нее, возможно, возникло желание какое-то время побыть в тишине и покое.
Анника кивнула:
– Я тоже рассуждала аналогичным образом. Однако она прислала мне сообщение, в котором просит о помощи.
Мужчина пригубил горячий напиток.
– Тогда, по-моему, ты должна обратиться в полицию, – сказал он. – В таких случаях ответственный дежурный криминальной полиции лена принимает решение, надо начинать расследование или нет. – Он поставил чашку на стол. – Однако, на мой взгляд, тебе не стоит особо беспокоиться. Практически все, кто исчезает, довольно быстро возвращаются.
Анника кивнула:
– Я действительно свяжусь с полицией после обеда.
Прокурор потянулся за своей чашкой снова, обвел глазами приусадебный участок. Анника проследила за его взглядом. Клумбы вдоль забора со стороны улицы пестрели от цветов, как многолетних, так и однолетних вроде бархатцев и лобелий. Большой куст разбитого сердца покачивался на ветру в углу у въезда на участок.
– Я очень хорошо помню Жозефину, – сказал Кьелль Линдстрём. – Это была по-настоящему печальная история.
Он повернул голову в сторону своего дома, покрашенного в зеленый цвет, с белыми углами, резными деревянными украшениями вокруг окон и на заборе. Анника сидела неподвижно с блокнотом на коленях и ждала.
– Все убийства, естественно, трагичны, – продолжил он медленно, – но эти молодые жертвы, еще толком не начавшие жить… Забрать чью-то жизнь – это худшее злоупотребление властью, на которое способен человек в отношении себе подобного, худший грех возомнить себя Господом и принимать решения относительно жизни и смерти. Ни одному человеку, к какой бы культуре он ни принадлежал, не позволено брать на себя роль Всевышнего…
– За исключением, возможно, президента США, – заметила Анника.
Кьелль Линдстрём рассмеялся:
– Все так, все так…
