Он зашел на домашнюю страницу газеты «Квельспрессен» и покопался среди фотографий, видео и заголовков. Статья из раздела новостей о судебном процессе над его братом уже оказалась почти в самом низу материалов, рассказывавших о развитии событий в мире, и скоро ей предстояло исчезнуть среди других забытых сенсаций и стать невидимой. В отличие от «Документальной драмы» с описанием их жизни и истории, которая маячила на экране и прямо жгла глаза. Он провел стрелкой по ней, но не кликнул, взамен выбрал статью из раздела новостей.
Полицейского Нину Хофман допросили в качестве свидетеля относительно задержания подозреваемого в убийстве. И снова в суде прозвучал рассказ о допущенной ими ошибке, непостижимом клочке кожи из Наки, как такое могло произойти? Данные о расследованиях в других странах слегка обеспокоили его, многое изменилось за все годы, правила игры стали иными, мер, когда-то считавшихся безупречными, теперь не хватало, чтобы полностью замести следы. На его взгляд, это выглядело неспортивным поведением, но таким сегодня стал мир. Он понимал это и вынужден был принять. А куда деваться? Они не могли просто причинять боль другим и думать, что им всегда все будет сходить с рук.
Он закрыл глаза. Сумка наверняка по-прежнему лежала над ним. Завтра он доберется до места и приготовит следующий шаг.
Вагон плавно покачивался, а он в своих мыслях вернулся к поездкам в Стурблолиден с отцом, походам на рыбалку на озеро, бревенчатому дому, где они ночевали.
Именно там они впервые получили наслаждение от своих способностей, когда выловленные ими рыбины бились на дне деревянной лодчонки и задыхались на воздухе, а они вспарывали им животы и потрошили, одновременно отнимая жизнь.
Табличка на двери была латунной с четырьмя фамилиями, выгравированными на ней одинаковым шрифтом и залитыми черной краской:
ХАЛЕНИУС СИСУЛУ БЕНГТЗОН САМУЭЛЬССОН
Нина смотрела на нее несколько мгновений, прежде чем позвонила. Было что-то завораживающее в этой маленькой металлической пластине. Она не только объясняла любому и каждому, кто именно жил там, но также как бы выражала их позицию относительно сосуществования под одной крышей. Они решили, что это должно сработать: ты, и я, и мои дети, и твои дети, и объявили это всем, прибив как девиз на двери.
Ей открыла Серена. Дети, значит, еще не легли спать. Нина отодвигала свой визит как можно дальше по времени, но явиться позднее выглядело бы уже неприличным.
– Привет, Нина, – сказала девочка и улыбнулась, ее глаза блеснули. – Ты поймала каких-нибудь убийц сего дня?
Она стала большой, ростом почти до плеча Нины, уже красила тушью ресницы, а сотни маленьких косичек водопадом спадали ей на плечи.
– Я пыталась, – ответила Нина и заставила себя улыбнуться. – Но получилось не слишком хорошо.
Девочка рассмеялась и удалилась в направлении спален.
– Привет! – Анника Бенгтзон вышла из кухни в коридор с тряпкой в руке. – Не хочешь перекусить? Есть рагу из цыпленка.
– Спасибо, я сыта, – ответила Нина.
– Кофе без кофеина? Из аппарата?
– Да, спасибо, было бы хорошо.
– Садись на диван, я скоро закончу. Джимми сегодня займется детьми.
Нина сняла туфли и поставила их на обувную полку, взяла с собой портфель и, лавируя между ботинок и кроссовок, стоявших на полу в прихожей, пробралась в гостиную. Из кухни она слышала шум воды, лившейся из крана, потом характерное жужжание кофеварки с маленькими дорогими капсулами в алюминиевой фольге.
С Анникой Бенгтзон она чувствовала себя непринужденно, с остальными это ощущение посещало ее не слишком часто. Естественно, причина таилась в их общем опыте. Обе испытали одинаковые переживания, о которых никогда не разговаривали, ни между собой, ни с кем-то иным, но это было далеко не полное объяснение. У репортерши она вдобавок распознала израненную душу и далеко не самое благодушное отношение к действительности – все как у нее самой.
Ожидая, она достала из портфеля копии материалов предварительного расследования убийства Жозефины Лильеберг и положила их на придиванный столик. Толстую папку со всем, начиная с фотографий с места преступления, заключений технической и судебно-медицинской экспертизы и заканчивая данными свидетелей и распечатками протоколов допросов обоих мужчин, подозревавшихся в убийстве: тогдашнего министра торговли с зарубежными странами Кристера Лундгрена и парня жертвы преступления Йоахима Седерберга.
Анника Бенгтзон села на диван с двумя чашками кофе в руках. Ее глаза стали размером с блюдца, стоило ей увидеть папку.
– Все? Действительно?
– Комиссар К. сказал, что ты вправе взглянуть на них, – сообщила Нина. – Это может принести пользу расследованию. Но согласно закону о защите источника, тебе нельзя ничего цитировать отсюда.
– Ого, – сказала Анника, отставила от себя чашки и схватилась за кипу бумаг. Она раскрыла папку, перелистала содержимое и остановилась на фотографиях с места преступления. Они были цветными, но качество копий оставляло желать лучшего.
Нина ждала, пока репортерша изучала их.
– Я была там, – произнесла Анника тихо. – Видела, как она лежала за надгробием. Хотя я стояла с внешней стороны.
Нина не подумала о том, что фотографии места преступления, появившиеся в прессе, делались с другого места.
– Я проходила там вчера, – сообщила Анника. – Даже немного жаль, что они вырубили кусты и привели в порядок могилы, магия частично исчезла.
Она закрыла папку.
– Тысяча благодарностей. Я прочитаю все внимательно, но, естественно, никаких цитат.
Они потянулись за чашками с кофе одновременно.
– Я слышала, защита жестко обошлась с тобой вчера, – сказала Анника.
Чашка не дрогнула в руке Нины, хотя недавняя неудача в зале суда огнем жгла ее изнутри. Она знала, что, если Берглунда оправдают, она никогда не простит себе этого.
Нина подула на напиток. Она не любила кофе, но он позволял ей чем-то занять руки. Обычно она никогда не пила его так поздно, потом пришлось бы проваляться без сна до четырех утра, хотя это не относилось к напитку без кофеина.
– Там не было ничего опасного, – сказала она и сделала маленький глоток, он действительно имел вкус обычного кофе, резкий и горький. – Слушания в малом зале всегда проходят в такой манере. Они гораздо более резкие по тональности, чем традиционные судебные процессы.
Анника слегка приподняла брови, как обычно делала, чего-то не понимая.
– Это связано с самим помещением, – объяснила Нина. – Стороны имеют собственные комнаты по соображениям безопасности, они проходят внутрь через две разные двери. Представители защиты и обвинения никогда не встречаются вне его.
– Не сталкиваются у кофейного автомата. – Анника подняла свою чашку.
– Точно. Никогда не обмениваются фразами вежливости, не разговаривают о погоде. Атмосфера в зале может сложиться по-настоящему напряженная.
